Развеянные чары

Гуаньчжун Ло

Косой сразу же догадался о намерениях наставника и исполнил все быстро и без возражений.

Увидев зарезанного петуха, старый повар, еще не успевший окончательно проснуться, рассеянно пробормотал:

– Ох, Амитоба! И зачем только живую тварь погубили? Кто же теперь нам будет возвещать рассвет?

– Незачем тебе рассвет возвещать, – засмеялся Косой. – Ты и так встаешь с петухами.

А в это время проснувшаяся старуха совещалась в верхней комнате с дочерью.

– Много дней прошло с тех пор, как мы ушли из дому, а прошли самую малость. И все из-за твоего братца. Отдать бы

его в ученики к даосу, да и оставить здесь, а уж мы бы с тобой дальше двинулись. Может, удастся найти хорошего наставника, тогда и у нас будет место, где жить и куда вызвать братца.

Старуха позвала наверх сына и рассказала о своих планах. Хромой Цзо, пуще смерти не любивший ходить пешком, обрадовался, словно раб, получивший вольную.

В это время внизу послышался кашель.

– Тетушка, вы уже встали? Я сейчас прикажу принести вам воду для умывания.

Старуха узнала голос даоса Цзя и ответила:

– Не утруждайте себя, мой сын сам принесет.

Хромой стал спускаться вниз, но на лестнице столкнулся с Косым, который уже нес воду. Хромой взял у него кувшин и отнес наверх. После того как мать с дочерью наспех умылись и причесались, к ним поднялся сам даос Цзя.

Даос поклонился старухе и осведомился:

– Как спалось, тетушка?

– Хорошо, премного вам благодарны, – отвечала старуха.

При первом же взгляде на Мэйэр даос затрепетал: свежая и отдохнувшая после сна, она казалась ему небесной феей из грота Персикового источника, юной красавицей из Небесного дворца. Даос ощутил досаду, что не может тут же овладеть красавицей. С трудом себя сдерживая, он обратился к старухе:

– Позвольте узнать ваш почтенный возраст, тетушка, а также возраст барышни?

– Мне уже шестьдесят, – отвечала старуха, – а дочке недавно исполнилось девятнадцать.

– Стало быть, она родилась, когда вам было сорок два года?

– Точно так, – подтвердила старуха.

– А сколько лет вашему сыну? – продолжал расспрашивать даос. – И почему он хромает?

– Ему двадцать три года, ногу он повредил еще в детстве, упал во время игры. А сейчас и сам не может быстро ходить, и нас задерживает.

– Это верно, ходить трудно – особенно по снегу, – согласился даос. – Вон вчера его сколько навалило! Пока растает да земля просохнет, смотришь, дней пять пройдет, не меньше. А если брату тяжело сейчас идти, поживите пока у нас, отдохните.

– Я хотела бы кое о чем вас попросить, но не знаю, как начать, – замялась старуха.

– Если что нужно, говорите прямо, – подбодрил ее даос.

– Мой покойный муж некогда был даосом одной с вами школы, хотя, конечно, и не таким ученым, как вы, – начала старуха. – Так что и сын имеет некоторое отношение к даосскому учению. В прошлом году один знающий гадатель предсказал, что ему суждено уйти из мира и стать учеником даосского наставника. Я тогда не в силах была с ним расстаться, да и наставника не было, а вот сейчас, увидев вашу доброту, с радостью бы отдала его вам в услужение. Вот только не знаю, согласитесь ли вы принять его?

Даосу Цзя, все время ломавшему голову над тем, как соблазнить юную красавицу, подобное предложение пришлось как нельзя кстати.

– Ну что вы, я охотно приму его. Только

и у меня есть к вам просьба. В раннем детстве я потерял родителей, других родственников у меня нет, наставлять и поучать меня некому. Вот если бы вы позволили мне поклониться вам, как приемной матери…

– Да разве я достойна такой чести?! – запротестовала старуха.

Но даос продолжал упрашивать, и она уступила. С тех пор Хромой стал называть даоса «наставником», а даос старуху – «матушкой».

Затем даос церемонно поклонился Мэйэр и сказал:

– Отныне мы с вами брат и сестра.

Между тем Косой сварил петуха, разделил его, положил в две чашки и вместе с несколькими овощными блюдами расставил их на столе в нижней комнате. Даос Цзя и его новые родственники спустились вниз и заняли места за столом в том же порядке, что и накануне. Только Хромой, как ученик даоса, уступил своему учителю место повыше.

– Из-за этого снегопада никак не выбраться в лавку, – извиняющимся тоном начал даос, когда все уселись. – Вот, зарезали только петуха. Надеюсь, вы, матушка, и вы, сестрица, не откажетесь отведать петушатины.

И, выбрав в чашке куски получше, он преподнес их старухе и Мэйэр.

– Мы с дочкой едим лишь постное, – сказала старуха. – Скоромное потребляет только мой сын. Простите, не ожидала от вас такой заботы и не предупредила заранее.

– Странно! – удивился даос. – Молодая девушка, а ест только постное!

– Так уж она приучена с детства.

– А если выйдет замуж да попадет в чужую семью, – продолжал даос, – туго ей придется.

– Какое там замужество! – воскликнула старуха. – О замужестве ей остается только мечтать! Ведь она у меня монахиня, хотя и не постриженная.

«И здесь перст судьбы», – подумал даос, а вслух сказал.

– Уход в монастырь – дело хорошее, но годится оно больше для девушек некрасивых, которым трудно выйти замуж. У меня есть тетка – настоятельница в монастыре Чистоты и праведности. Матушка, сестрица, если вы действительно хотите покинуть мир суеты и познать истинное даосское учение, отправляйтесь прямо к ней. Отсюда недалеко – всего сорок ли. Да и братцу, пожелай он повидаться с вами, далеко ходить не придется.

– Это хорошо, – согласилась старуха. – Но прежде нам с Мэйэр необходимо побывать на горе Хуашань и воскурить благовония Святому владыке. Вот вернемся оттуда, тогда и решим…

Доброта даоса тронула старуху, и она больше не торопилась уходить.

Тем временем даос Цзя подарил Хромому свой поношенный даосский халат, отвел для него келью рядом со своей и позвал плотника, дабы тот, под присмотром Хромого, вставил в ней оконную раму и сбил из досок нехитрый лежак. Ближе к вечеру Цзя сам приготовил чай и фрукты и пригласил приемную мать и сестру к себе в келью.

Когда завязался разговор, даос улучил момент и многозначительно подмигнул молоденькой лисе. Та ответила ему едва заметной улыбкой, от которой бедный даос еще больше воспылал. А спустя час они уже тайком касались друг друга и перемигивались, давая понять, что их чувства взаимны. При этом даос чувствовал себя как голодная цапля со сломанной ногой, которая, стоя на берегу, видит резвящуюся в воде рыбку, но поймать ее не может…