Развеянные чары
Шрифт:
— Гостиница! — сообщил Иона, вернувшийся из разведки. — Там мы можем укрыться от непогоды, — торжественно добавил он.
— Бог сжалился над нами! — патетически воскликнул Гуго, делясь со своими спутниками приятной вестью.
Надежда на близкий отдых оживила упавшее духом общество; все ускорили шаг и вскоре уже были под гостеприимной кровлей.
— Грубому морскому плащу выпала завидная доля, — сказал капитан, с любезной улыбкой снимая свой дождевик с плеч синьоры Бьянконы. — Я знал, что сегодня он пригодится нам, а потому и взял его с собой. Хорошо ли он защитил вас, синьора?
Беатриче с вынужденной
Гостиница, расположенная на уединенном берегу залива, в стороне от большой дороги, никогда не видела в своих стенах таких знатных гостей и оставляла желать многого в смысле чистоты и удобства. Но непогода и намокшее платье вынуждали путников забыть о какой-либо разборчивости. Во всяком случае, здесь было несколько комнат, называвшихся «номерами для приезжих» и действительно иногда служивших для ночлега художникам и кочующим туристам.
Войдя в них, Беатриче пришла в ужас, а маркиз Тортони с немым самоотречением смотрел на «номера», столь не похожие на его покои в «Мирандо»; лорд Эльтон, напротив, чувствовал себя как нельзя лучше в неожиданном пристанище. Что же касается братьев Альмбах, то Рейнгольд, по-видимому, был совершенно равнодушен ко всему, а Гуго очень забавляло создавшееся положение.
Они узнали, что и в самом деле находятся в трех часах пути от С. и что здесь уже нашла приют от непогоды компания путешественников. Те приехали сюда в экипаже до того, как началась гроза, так что не пострадали от дождя, подобно синьоре Бьянконе и ее спутникам, которых хозяева гостиницы охотно выручили чем могли из одежды.
Четверть часа спустя Гуго вошел в общий зал гостиницы и мягким движением ноги отодвинул в сторону черную свинью, с изумительной бесцеремонностью расположившуюся перед самой дверью и теперь с негодующим хрюканьем освободившую дорогу.
— Очевидно, здесь смотрят на этих милых животных, как на комнатных, у нас же они попадают в комнаты разве только в виде жаркого, — спокойно сказал капитан. — Я искал тебя, Рейнгольд… Но, Боже мой, ты все еще в мокром платье? Почему ты не переоделся?
Рейнгольд, стоявший у окна и смотревший на море, обернулся и бросил рассеянный взгляд на своего брата, который, как и маркиз с англичанином, уже воспользовался праздничным платьем хозяина гостиницы и его сыновей.
— Переодеться? Ах да, я и забыл.
— Так сделай это сейчас же! Неужели ты хочешь окончательно погубить свое здоровье?
— Оставь! — нетерпеливо отозвался Рейнгольд. — Сколько шума из-за дождя и ветра!..
— Однако из-за этого дождя и ветра мы были на волосок от гибели, — заметил Гуго. — Впрочем, в качестве кормчего могу засвидетельствовать, что мой экипаж, за исключением синьоры Беатриче, держался храбро. На правах женщины она вовлекла нас в опасность и затем еще мешала нашим общим усилиям.
— Зато ты можешь торжествовать, потому что она, как и мы все, обязана тебе жизнью.
Гуго пристально посмотрел на брата
— Что для тебя, по-видимому, в высшей степени безразлично.
— Для меня… почему?
Не ожидая ответа, Рейнгольд снова отвернулся к окну, но брат уже был возле него и, обняв, спросил:
— Что с тобой, Рейнгольд?
В его голосе прозвучала былая нежность, с которой он когда-то обнимал своего младшего брата, страдающего от гнета родственников, и которая уже давно не возникала между ними.
— Я надеялся, что здесь ты наконец найдешь покой, которого так страстно искал, — продолжал капитан, — а вместо этого ты в последние дни безумствуешь больше прежнего. Мы теперь едва ли не по названию только гости маркиза. Ты втянул его и всех нас в этот вечный водоворот развлечений и прогулок. С судна мы бросаемся в экипажи, из экипажей на мулов, как будто каждая минута покоя или одиночества — мука для тебя, а в вихре удовольствий ты довольно часто походишь на каменного гостя среди нас. Что с тобой?
Рейнгольд неторопливо, но решительно освободился из объятий брата и тихо ответил:
— Это… я не могу тебе сказать.
— Рейнгольд!
— Оставь меня, пожалуйста!
Капитан отступил. Он видел, что брат не хочет отвечать не из каприза; усталый, сдавленный голос слишком явно выдавал сдерживаемые рыдания, а он уже знал, что, когда Рейнгольд в таком настроении, от него ничего нельзя добиться.
— Погода уже, по-видимому, прояснилась, — сказал он после короткого молчания, — но о возвращении пока нечего и думать. Сегодня нам ни под каким видом не следует пускаться в обратное плавание по волнующемуся морю; проселок тоже, должно быть, сильно размыло. Я уже обещал нашим спутникам разузнать, возможно ли сегодня возвращение домой, и постараться определить, не угрожает ли нам ливень вторично. С верхней веранды, кажется, довольно хороший кругозор; пойду, посмотрю.
Гуго вышел из комнаты и стал подниматься по лестнице. Веранда располагалась по другую сторону дома. Это была большая каменная пристройка, напоминавшая о блестящем прошлом дома, в котором помещалась гостиница. Теперь она была заброшена, полуразрушена, но бесконечно живописна благодаря своим руинам и побегам дикого винограда, обвивавшего ее колонны и перила. К веранде вела длинная открытая галерея, и Гуго уже направился вдоль нее, как вдруг остановился. Навстречу ему взлетел голубь, а за ним гнался мальчик, одетый по-городскому. Ручная, привыкшая к людям птица вовсе и не пыталась скрыться, она, словно поддразнивая, приникла к земле, но, когда ручонки мальчика протянулись, чтобы схватить ее, легко взлетела под самую крышу; зато ее маленький преследователь с разбега налетел на капитана.
— Осторожнее, синьорино, могло произойти столкновение, — сказал Гуго, поймав мальчика в свои объятия.
Но последний в своем охотничьем рвении протянул обе руки вверх и оживленно воскликнул по-немецки:
— Ах, мне так хочется иметь эту птичку! Не можешь ли ты поймать ее мне?
— Нет, мой маленький охотник, никак не могу, разве привязать для этого крылья, — пошутил Гуго и, удивленный немецкой фразой мальчика, пристально взглянул на него.
При виде глаз мальчика он как бы застыл на месте и вдруг поднял его и нежно заключил в объятия. Мальчик удивился этой ласке, но спокойно принял ее.