Развилка
Шрифт:
А учит умирать.
Куда же – в рай иль в ад – Нам открывают дверь?
А двери говорят:
«Не верь! Не верь! Не верь!»
Божий глас
Поднявший меч погибнет от меча, А отравителю дадут отраву, Но как быть с тем, который закричал: Нет, только не Христа - Варавву!
Когда же, завершив круговорот, Благая весть вновь спустится на землю, Толпа ее крикливо осмеет, Не видя, ненавидя и не внемля.
Потом, наверно, сменит наконец
Венец
И человек заснет в последний раз, И с ним заснет надмирная природа.
Людей разбудит только божий глас, Но не толпы, а божий глас народа.
Поднявший меч погибнет от меча, А отравителю дадут отраву, Но как быть с тем который промолчал?
Не прав он!
Старая вера
Мы уходим так быстро,
Так просто оставляя осколки идей.
Наших мертвых не носят с погоста
А в сердцах отпевают людей.
Мы уходим так быстро, так просто, Сожалея остатком души,
Что цветов нагляделись не вдосталь, Позабыв, как они хороши.
Нас забудут так быстро, так просто, Как несбывшийся завтрашний сон, И венцом поминального тоста
Станет вера ушедших времен.
Будет вера навеки прекрасной, Как обнявшая небо заря.
Эта вера была не напрасной, Нашу жизнь мы прожили не зря!
Зов
Ожидание
Цветут привычно красные азалии, Привычно поднимаются лифты, Так отчего ж Вы сразу не сказали мне, Что не нужны дареные цветы?
И я сижу у мусорного провода, Сжимаю горько слезы в кулаке
И вспоминаю наши встречи-проводы, Которые остались вдалеке.
Мне греет душу лай домашней таксы, Как долгожданный утренний рассвет, А я все жду, мне жизнь чернее ваксы, Чернее ваксы не было и нет.
А я все жду, минуты замерзают, Меня всего охватывает грусть.
Дождусь ли я, наверняка не знаю, Но я надеюсь, может быть, дождусь.
Поезд
Туманным утром наплывают горы, Зеленые большие корабли, И нависают над сухумским скорым, Над морем, ожидающим вдали.
Но им не плыть в моря и океаны, Чужие страны им не увидать.
Им только ждать кого-то неустанно, Им только ждать.
Им ждать того, кто после дальних странствий
В краю загара, волн и тополей
Расскажет им о сказочном убранстве
Плывущих в море белых кораблей.
Мне белых пароходов не увидеть, И как шуршат под ветром тополя, Не услыхать, но если ты увидел, То это значит – увидала я.
Туманным утром наплывают горы, Обросшие седые корабли, И нависают над сухумским скорым, Над морем, остающимся вдали.
Бой
Я
Зовет меня на вечный бой, В котором сладко быть убитым.
И выгибается дугой
Прикосновений жгучих свиток, Все ближе яростный огонь, И мы корежимся с тобой
От повторяющихся пыток.
Уходит страх, уходит боль, Подходит нежности прибой, Нас накрывает с головой, И все, что раньше было мной, И что тобой – В божественном мгновеньи слито.
И в этот миг – и твой, и мой, Когда ни шевельнуть ногой, Миг после завершенья битвы, В которой оба мы убиты, – Я преклоняюсь пред тобой.
Нет чище радости и слаще – Блага дарить блага дарящим.
Осень
В бурое – зеленое,
Синева – в свинец,
И не греет сонное
Холодок сердец.
Нет в тебе, холодненький, Прежнего огня,
Миленький мой, родненький, Пожалей меня.
Поперек ли, между ли
Кошка пробежит,
Я живу надеждою,
А душа болит.
Нет в тебе, холодненький, Прежнего огня,
Все равно, мой родненький, Не бросай меня.
А ледочек тоненький,
Тронь – и зазвенит,
Вроде, рано поминки –
Да прошел зенит.
Нет в тебе, холодненький, Прежнего огня.
Уходи, мой родненький,
Не терзай меня.
В бурое – зеленое,
Синева – в свинец,
Да стучит в оконное
Осени гонец.
За что
Убила меня, ты, зарезала
Теперь и сама не поймешь, Зачем ты мне, пьяному, трезвая
Всадила под ложечку нож.
Не видеть мне больше удачи, Серебряных снов наяву,
Не слышать ни смеха, ни плача
В нетающем, сизом дыму.
Я вскрикну последним аккордом, Когда ты струну оборвешь, Когда ты мне, слабому, гордая, Под ложечку всадишь свой нож.
Застонут не крики, не флейты, А боли и ужаса ком.
Его поскорее запей ты
Кровавым моим молоком.
И только одно не известно мне, Когда наконец-то поймешь, За что ты мне, подлому, честная
Всадила под ложечку нож.
Зовут меня к Богу ли, к черту, Жалею я только о том,
Что мало вас честных и гордых
Своим задавил сапогом.
Зов
Ты с малых лет глядел подолгу в небо, А в нем надежды и мечты слились.
Земля молчала, только звездный ребус
Манил тебя в сверкающую высь.
Твоя звезда пока еще блистает
И думает, что ты еще живой, Что это ты смеешься, пролетая
В вечернем небе розовой стрелой.
Но самолеты долго не живут, Но самолеты умирают рано, И гаснет неоконченный маршрут
В голубизне небесного экрана.