Развитие личности
Шрифт:
13 Здесь мы сталкиваемся с важной новой особенностью в жизни ребенка: грезы, первые проблески поэзии, элегические настроения – все это обычно характерно для более позднего этапа жизни, а именно периода, той поры, когда юноши и девушки готовятся разорвать прежние семейные узы, дабы вступить в самостоятельную жизнь, но все еще внутренне осторожничают, ибо стремление это сдерживается щемящим чувством тоски по дому, по теплу семейного очага. В такое время они сплетают сети поэтических фантазий с целью компенсировать то, чего им недостает. Приближение психологии четырехлетнего ребенка к психологии мальчика или девочки пубертатного возраста на первый взгляд может показаться парадоксальным; однако сходство заключается не в возрасте, а в механизме. Элегические грезы свидетельствуют о том, что часть любви, которая прежде принадлежала и должна была принадлежать реальному объекту, теперь интровертируется, то есть обращается внутрь, в самого субъекта, и порождает повышенную фантазийную активность [6] . Но откуда берется эта интроверсия? Она представляет собой психологическую манифестацию, характерную для этого периода, или же проистекает из какого-либо внутреннего конфликта?
6
В целом этот процесс типичен. Когда жизнь сталкивается с препятствием, так что
14 В этом отношении весьма содержательным выглядит следующий эпизод. Анна все чаще не слушалась мать. Однажды между ними произошел следующий диалог:
Анна: «Я уеду к бабушке!»
Мать: «Но мне будет грустно, если ты уедешь».
Анна: «Да, но у тебя есть мой младший брат».
15 Реакция матери показывает, чего на самом деле добивалась девочка: очевидно, она хотела услышать, что скажет мать в ответ на угрозу уехать, узнать, какова ее установка в целом, а также выяснить, не лишилась ли девочка из-за младшего брата материнской привязанности. Однако не следует поддаваться на этот прозрачный обман. Девочка прекрасно видела и чувствовала, что, несмотря на рождение второго ребенка, она не утратила и капли материнской любви. Таким образом, завуалированный (quasi) упрек, который она бросает матери по этому поводу, необоснован, что для натренированного уха проявляется в слегка аффектированном тоне голоса. Подобные интонации часто можно услышать даже у взрослых. Такой тон ни с чем не спутаешь; он не предполагает, что его будут воспринимать всерьез, и по этой причине навязывается еще более настойчиво. Упрек этот не следует принимать близко к сердцу, ибо он всего лишь предвестник других, уже более серьезных сопротивлений. Вскоре после описанного выше разговора между матерью и дочерью состоялся следующий диалог:
Мать: «Пойдем в сад».
Анна: «Ты обманываешь меня. Берегись, если ты говоришь неправду!»
Мать: «Что ты! Конечно, я говорю правду».
Анна: «Нет, ты говоришь неправду».
Мать: «Сейчас ты убедишься, что я говорю правду: сию минуту мы идем в сад».
Анна: «Это правда? Точно? Ты не врешь?»
16 Сцены такого рода повторялись неоднократно. Однако на этот раз тон был более резким и настойчивым; упор на «лжи» выдавал нечто совершенно особенное, чего родители не понимали. Более того, поначалу оба придавали слишком мало значения спонтанным высказываниям ребенка. Таковы общепринятые (ex officio) правила воспитания. Обычно мы мало прислушиваемся к детям в любом возрасте; во всем существенном мы относимся к ним как к non compos mentis [7] , а во всем несущественном дрессируем их до автоматического совершенства. За сопротивлением всегда кроется вопрос, конфликт, о котором мы достаточно скоро услышим в другое время и в других обстоятельствах. К несчастью, в большинстве случаев мы забываем связать услышанное с сопротивлением. Так, например, в другой раз Анна задала матери серию непростых вопросов:
7
Букв. невменяемым, умалишенным (лат.). – Примеч. пер.
Анна: «Когда вырасту, я буду няней».
Мать: «Я тоже мечтала стать няней, когда была маленькой».
Анна: «А почему не стала?»
Мать: «Ну, потому что я стала мамой и у меня появились свои дети, которых нужно нянчить».
Анна (задумчиво): «Я буду не такой, как ты? Буду жить в другом месте? А мы будем разговаривать?»
17 Ответ матери снова показывает, на что нацелен вопрос девочки [8] . Очевидно, Анна хотела бы иметь ребенка и нянчить его точно так же, как это делала няня. Откуда у няни взялся ребенок, абсолютно ясно; таким же способом могла бы его заполучить и Анна. Почему же тогда мама не стала просто няней – иными словами, откуда у нее появился ребенок, если он достался ей не так, как няне? Анна могла бы получить ребенка так же, как няня, но что ждет ее в будущем – будет ли она похожа на свою мать с точки зрения детей, и если да, то каким образом это осуществится? – совершенно непонятно. Отсюда и вдумчивый вопрос: «Я буду не такой, как ты?» Буду ли я другой во всех отношениях? История с аистом, очевидно, никуда не годится; теория умирания лучше, стало быть, человек обретает ребенка так, как, например, обрела его няня. Этот естественный способ, безусловно, подходит и для Анны. Но как быть с матерью, которая не няня, но все же имеет детей? Рассматривая вопрос с этой точки зрения, Анна спрашивает: «Почему ты не няня?» – имея в виду: почему ты не получила своего ребенка простым, естественным образом? Этот своеобразный косвенный способ задавать вопросы типичен и может быть связан с туманным пониманием проблемы; в противном случае нам придется допустить некоторую «дипломатическую расплывчатость», продиктованную желанием уклониться от прямых расспросов. Позже мы найдем доказательства этой возможности.
8
Несколько парадоксальный взгляд на то, что цель вопроса ребенка следует искать в ответе матери, нуждается в кратком разъяснении. Одна из величайших заслуг Фрейда в области психологии заключается в том, что он вскрыл сомнительность сознательных мотивов. Одним из последствий подавления инстинктов является то, что важность сознательного мышления для поступков безгранично переоценивается. Согласно Фрейду, критерием психологии поступка выступает не сознательный мотив, а его результат (оцениваемый не физически, а психологически). Этот взгляд представляет поступок в новом, биологически значимом свете. Я воздержусь от примеров и ограничусь замечанием, что данная позиция чрезвычайно ценна для психоанализа как с точки зрения общего принципа, так и с точки зрения толкований. – Примеч. авт.
18 Таким образом, Анна сталкивается с проблемой: «Откуда взялся новый ребенок?» Его не принес аист; мама не умерла; мама не получила его таким же образом, как няня. Анна уже задавала этот вопрос раньше; в ответ отец сообщил ей, что детей приносит аист; но это определенно не так, на сей счет она никогда не заблуждалась. Следовательно,
19 Следует упомянуть, что незадолго до этих событий произошло землетрясение в Мессине [9] , которое часто обсуждали за столом. Анне было необычайно интересно все, что с ним связано; снова и снова она заставляла бабушку рассказывать, как тряслась земля, рушились дома, сколько людей погибло. Это положило начало ее ночным страхам. Девочка не желала оставаться одна; по ночам мать приходила к ней и сидела у ее кроватки, иначе она боялась, что произойдет землетрясение, стены рухнут и ее задавят. Подобными мыслями Анна была озабочена и днем; гуляя с матерью, она приставала к ней с вопросами: «А дом будет стоять, когда мы вернемся? Папа еще будет жив? Дома точно нет землетрясения?» Увидев на дороге камень, она всякий раз спрашивала, не от землетрясения ли он. Если где-то строили дом, она была уверена, что предыдущий разрушило землетрясение, и так далее. В довершение ко всему Анна часто кричала по ночам, что приближается землетрясение, она уже слышит грохот. Каждый вечер приходилось торжественно ей обещать, что землетрясения не будет. Родители испробовали различные способы успокоить девочку; например, ей сказали, что землетрясения происходят только там, где есть вулканы. Она потребовала доказательств, что горы, окружающие город, не были вулканами. Подобные рассуждения постепенно привели к сильной и, в возрасте Анны, неестественной тяге к знаниям; в итоге ей принесли все геологические книги и атласы из библиотеки отца. Часами она листала их в поисках изображений вулканов и землетрясений и задавала бесконечные вопросы.
9
Имеются в виду события декабря 1908 г., когда итальянский город Мессина в Сицилии был почти полностью разрушен землетрясением и цунами; погибло около 60 000 местных жителей. – Примеч. ред.
20 Здесь мы видим энергичную попытку сублимировать страх в стремление к знаниям, которое в этом возрасте кажется явно преждевременным. Но скольких одаренных детей, страдающих от той же проблемы, пичкают этой несвоевременной сублимацией, и отнюдь не c пользой для них! Всякий, кто поощряет сублимацию в этом возрасте, лишь усиливает невроз. В корне стремления к знаниям лежит страх, а страх есть выражение преображенного либидо, то есть интроверсии, которая стала невротической и не является ни необходимой, ни благоприятной для развития ребенка в этот период. К чему в конечном счете ведет тяга к знаниям, становится ясно из обилия вопросов, возникавших почти ежедневно: «Почему Софи [младшая сестра] моложе меня? Где был Фриц [младший брат] до этого? Если он был на небесах, то что он там делал? Почему он спустился на землю только сейчас, а не раньше?»
21 Учитывая обстоятельства, отец решил, что при первой же возможности мать должна рассказать девочке правду о появлении младшего брата.
22 Эта возможность появилась, когда вскоре Анна снова спросила об аисте. Мать сказала, что история про аиста – выдумка, что Фриц вырос в маме, как цветы из земли. Сначала он был очень маленьким, но постепенно становился все больше и больше, как растение. Девочка внимательно слушала без малейшего удивления, а затем спросила:
Анна: «Он выбрался самостоятельно?»
Мать: «Да».
Анна: «Но ведь он не умеет ходить!»
Софи: «Он выполз».
Анна (услышав реплику Софи): «Здесь есть отверстие? (указывая на грудь) Или он появился изо рта? А кто появился из няни?»
23 Тут Анна умолкла, а потом воскликнула: «Нет, я знаю, это аист принес его с небес!» Прежде чем мать успела ответить, она сменила тему и вновь попросила показать изображения вулканов. Вечер, последовавший за этим разговором, прошел спокойно. Неожиданное объяснение, очевидно, породило у девочки целый ряд догадок, нашедших выражение в потоке вопросов. Открылись новые и непредвиденные перспективы, и она быстро подошла к главной проблеме: «Откуда появился мой братик? Из отверстия в груди или изо рта?» Оба предположения – приемлемые теории. Как известно, даже молодые замужние женщины нередко придерживаются теории о дыре в брюшной стенке или кесаревом сечении; считается, что это – признак подлинной невинности. На самом деле это не невинность; в таких случаях мы практически всегда имеем дело с инфантильной сексуальностью, в дальнейшей жизни дискредитировавшей vias naturales [10] .
10
Естественные пути (лат.). – Примеч. пер.
23а Нас могут спросить, откуда у девочки появилась нелепая идея о том, что в груди существует отверстие или что роды происходят через рот. Почему она не выбрала одно из естественных отверстий в нижней части тела, из которых ежедневно что-то выделяется? Объяснение этому простое. Прошло не так уж много времени с тех пор, как Анна бросила вызов всем педагогическим навыкам матери повышенным интересом как к этим отверстиям, так и к их любопытным продуктам – интересом, не всегда соответствующим требованиям опрятности и приличия. Тогда она впервые познакомилась с исключительными законами, касающимися этих частей тела, и, будучи весьма чутким ребенком, вскоре заметила, что в них есть нечто запретное. Следовательно, эта область должна быть исключена из расчетов – такова тривиальная ошибка мышления, которую можно простить ребенку, если учесть всех тех людей, которые, несмотря на самые мощные очки, никогда и нигде не видят ничего сексуального. Анна отреагировала гораздо более понятливо, чем ее младшая сестра, чьи скатологические интересы и достижения были, безусловно, исключительными и которая соответствующе себя вела даже за столом. Она неизменно описывала свои испражнения как «смешные», хотя мать утверждала, что это не смешно, и запрещала такие забавы. Девочка, казалось, смирилась с этими непонятными воспитательными капризами, но вскоре отомстила. Однажды, когда на столе появилось новое блюдо, она категорически отказалась притрагиваться к нему, заметив, что это «не смешно», а впоследствии все кулинарные новшества отклонялись как «несмешные».