Развод по-бандитски
Шрифт:
– И долго будет зажигать?
– Это как пойдет… Телка у него там в «Ночной фее», он от нее тащится…
– Стриптитутка?
– Нет, она поет. Нехило, кстати.
– А «Ночную фею» Шрам держит, – не спросил, а вслух подумал Вайс.
«Ночную фею» открыл Джек, на общаковые деньги, а потом этот клуб отошел к Шраму. И он там полновластный хозяин.
– Он.
– И ты там бываешь.
– Само собой.
– И певичку эту знаешь.
– Да.
– Может, и домой ее отвозил?
– Да нет, не отвозил. Но адрес знаю… Только не скажу.
– Почему?
– Потому что улица Пионерская.
– А что здесь
– Вот и я говорю, что ничего… Дом восемнадцать, квартира… Квартиру не знаю… Но на первом этаже. Там всего четыре квартиры. Или первая квартира или вторая, хоть убей, не знаю.
– Убью. Если Шрама предупредишь.
– Я что, на идиота похож?
– На пешехода ты похож. Давай выходи, пешком дотопаешь…
– Эй, ты чего?
– Возвращаться – плохая примета. А мне сейчас только хорошие приметы нужны.
Вайс высадил Шкляра и через четверть часа был уже на Пионерской. Ночь – дороги свободные, хочешь, жми на всю катушку. Правда, «девятка» под ним сегодня обычная: фирменная машина сейчас в ремонте, кузов от пулевых пробоин избавляют. Верней, все уже сделано – только краска подсохнет, и можно забирать.
Дом под номером восемнадцать находился на перекрестке двух улиц; палисадник со стороны балконов, густые кусты там. И, разумеется, никакой охраны. В первой квартире окна светятся, музыка через открытую форточку слышна. Самый любимый народный праздник сегодня. Пятница называется. Потому и гуляют массы.
А во второй квартире тишина, и света нет. Балкон, правда, остеклен, но у Вайса в машине есть все, чтобы его вскрыть. И циркулярный стеклорез, и вакуумная присоска, и нитяные перчатки под рукой. Даже куртка техническая имелась и сменная обувь большого размера, но это уже для мокрого дела. А на первом этапе нужно всего лишь пробраться в квартиру. Все просто, главное – до окна дотянуться. А там вырезаешь круг, вытаскиваешь его присоской и вытягиваешь шпингалет из гнезда.
Все просто. Только окно не открывается. Потому что есть еще и второй шпингалет. Но Вайс не торопится, и ему никто не мешает. Пришлось поднатужиться, чтобы добраться до верхней части окна, но и здесь без проблем. Шпингалет сдается, окно открывается, и Вайс бесшумной тенью исчезает в темноте балкона.
А в квартиру попасть еще проще. Достаточно проделать в стекле одну брешь, чтобы открыть балконную дверь.
Свет Вайс включать не стал. В одной руке у него фонарик, в другой – пистолет с глушителем. Ни дать ни взять, киллер. Только это не так. Может, он и убийца, но не наемный. Он работает сам на себя. И мстит за самого себя.
Можно было бы послать людей по душу Шрама, но Вайс доверяет себе гораздо больше, чем другим. И если вдруг что, никто его не выдаст. Если вдруг что, он сам ответит за себя…
Тихо в квартире. И ни единой живой души. В спальне плакат во все стену, на нем красавица блондинка в платье с глубоким декольте, какие-то два усача с ней. Эльвира Костер и группа «Нью-Йорк». Почему Нью-Йорк, непонятно. Может, у этой безвестной Эльвиры мечта такая – спеть перед русскими эмигрантами на Брайтон-Бич. Но пока что она поет перед Шрамом.
В спальне беспорядок и кровать разобрана. Но это понятно, богема себя суетными делами не изнуряет. А мебель добротная, и белье на кровати шелковое. Похоже, без богатого спонсора здесь не обошлось. И, возможно, не обойдется без него и сегодня.
Эльвира пришла не одна. Хотя Вайс и не сразу понял, с кем. Дверь со скрипом закрылась, но свет в прихожей не зажегся, зато послышались шорохи, шепот, тихое «хи-хи». Кто-то жадно тискал Эльвиру в темноте, а она кокетливо сопротивлялась. Пока не издала вдруг долгий сладострастный стон. Но только он стих, как все прекратилось, в прихожей зажегся свет, и Вайс услышал голос Шрама:
– Ты иди раздевайся, а я сейчас.
Куда он отправился, оставалось только догадываться, но Эльвира зашла в спальню. Но не успела включить свет, как Вайс одной рукой закрыл ей рот, а другой пережал шейную артерию. Здесь главное – не переборщить, а то можно отправить жертву на тот свет. Но Вайс знал меру и всего лишь усыпил женщину. Уложил ее на кровать, накрыл простыней. И когда Шрам лег к ней, включил свет.
– Ты?!
Шрам был навеселе, но из-за страха перед Вайсом вмиг протрезвел. И перед ним самим страх, и перед пистолетом.
– Да вот, поговорить зашел…
– О чем?
– Ты сам знаешь, о чем.
– Зачем говорить? Ты же завалить меня пришел. Давай! – с беспомощной злобой оскалился Шрам.
Умирать он не хотел, но понимал, что иного исхода не будет.
– Я ж предупреждал тебя: не надо на меня охотиться.
– Я не охотился.
– Ты и в прошлый раз так говорил. Я тебе якобы поверил. И ты снова на дурака решил сыграть, да? Пластуна по мою душу выслал, Рубильника…
– Пластун? Рубильник?.. Ты здесь при чем?
– Они за мной ехали. Стреляли. Завалить меня могли.
– Да нет, не за тобой они ехали.
– А за кем?
– Не знаю… Но они такими делами не занимаются.
– Какими такими?
– Мокрыми. Они чисто кассу собирают… Они за Сыроедом гонялись. Я думал, Сыроед их завалил…
– Они в меня стреляли. И я их завалил.
– Но я здесь не при делах.
– Я тебе не верю.
Вайсу приходилось допускать ошибки. Прошлой зимой он должен был жестоко спросить с Самопала за серьезный косяк, но стрелять не стал. И что? Самопал подчинил себе бригаду Сотника и объявил о независимости. Вслед за ним откололся и Шептун со своими бойцами. И такая заваруха тогда началась…
А этой весной он простил Шрама и Касатона. И что? Не будь бронированного стекла на машине, может, и не было бы его уже в живых. Впредь нельзя допускать таких ошибок. На войне как на войне – или ты, или тебя. Вайс выбрал первое – и нажал на спусковой крючок…
На одного бандитского бригадира в городе стало меньше, зато в певческой среде баланс не нарушился. Вайс не тронул Эльвиру и покинул дом через балкон. В машине переоделся, техническую куртку и кроссовки выбросил по пути к дому.
С Цимбалом он связываться не стал. Завтра с ним оботрет вопрос. И со Шкляром снова надо будет встретиться, узнать расстановку сил после гибели Шрама. Если фишка ляжет правильно, то можно будет отбить у осиротевшей бригады ее территорию. Силы для этого есть… Но все это будет потом. А сейчас домой. Слишком тяжелым был сегодня день, а ночь так и вовсе – сплошной напряг. Устал он, отдохнуть надо. Да и по Яне соскучился. С утра девчонка одна в доме. Если вдруг не исчезла… А вдруг?