Развод по-русски

Авророва Александра

— Я? И правда, почему? — удивилась Рита. — Да, вспомнила! Потому что он договорился с Лизкой, а самого не было.

Вера насторожилась:

— А как ты узнала, если сидела дома?

— Ну, что договорился, так знала. Он с утра позвонил Лизке в офис, это все слышали. Просил в три часа приехать. А что не пришел, тоже знала. Мы вечером позвонили по делу и заодно узнали. А я еще так надеялась, что все у них будет хорошо, и в три часа специально о них думала. Вот, вроде, и все.

— Хорошо, а про Лизу что спрашивали?

— Ерунду всякую. Прости, Вера, у меня теперь в голове какой-то шум. Я потом вспомню, если тебе нужно. Да, спрашивали еще, не ссорились ли они с Андрюхой, я сказала, что по жизни нет, а он про твой день рождения начал, мент этот. А чего такого? Андрюха там был выпивши, а когда человек выпивши, так обижаться грех. Разве ж

это ссора, правда?

— Правда, — кивнула Вера. — Значит, тебя допросили и отпустили, да?

— Ну. А Лизке после меня назначили, еще вчера. Я обещала ей подождать, мне ж интересно было! А с ней Величко пришел, тоже ждал. Вместе мы ждали. Потом он позвонил с вахты, а потом говорит мне, весь такой: «Иди домой, Лиза не выйдет, ее обвиняют в убийстве». Я спросила, что мне для нее сделать, а он — «я сам все сделаю, иди домой». Я и пошла, а в голове тараканы ползают. Вера, они что, взаправду такое думают? Психи недоразвитые, вот они кто!

— А ты не знаешь, где сейчас Величко?

— Нет.

Вера позвонила в офис — там начальник не появлялся. Не было его и ни в одной из двух квартир — ни в собственной, ни в Лизиной. Сидеть и пассивно ждать? Легче умереть.

— Объясни мне, Рита, как проехать в прокуратуру. Я попытаюсь встретиться с этим… следователь Левандовский, да?

Как ни странно, следователь Левандовский вовсе не пытался уклониться от встречи. Наоборот, он лично спустился на вахту, чтобы провести Веру к себе в кабинет.

— Я сочувствую вам, Вера Дмитриевна, и прекрасно понимаю ваше состояние, — проникновенно начал он, едва они остались наедине. — Но поймите и вы нас. Преступление остается преступлением, какие бы обстоятельства ему ни сопутствовали. Вы со мной согласны?

— Полагаю, у вас должны быть весьма веские основания для ареста, — не собираясь отвечать, заметила Вера.

— Задержания, Вера Дмитриевна, пока задержания. Однако основания… гмм… действительно веские. Вы умная женщина и, надеюсь, выслушаете меня спокойно, без эмоций. Елизавета Дмитриевна хотела получить у мужа развод, чтобы выйти замуж за Величко. Не будем обсуждать личных качеств уважаемого Бориса Ивановича, остановимся лишь на том, что он вывел бы вашу сестру на совершенно иной уровень… гмм… как благосостояния, так и окружения. На тот уровень, к которому она стремилась.

— Откуда вам знать, к чему она стремилась? — холодно осведомилась Вера.

— Хорошо, — покладисто кивнул Левандовский, — на тот уровень, к которому стремятся многие женщины. Как бы там ни было, она хотела развода, а Андрей Николаевич возражал, причем весьма активно. Не далее, как в воскресенье, на вашем дне рождения, он утверждал, что знает нечто такое, что легко расстроит готовящийся брак. Так?

— По-моему, не совсем. Он утверждал, будто знает что-то плохое про Величко. Что он не позволит моей сестре выйти замуж за подлеца — кажется, так.

— И это тоже, согласен. Наутро он позвонил Елизавете Дмитриевне на работу и назначил встречу на пятнадцать часов — тут особых сомнений нет, трубку подняла секретарша, а разговор происходил при сотрудниках. Елизавета Дмитриевна поехала. А, должен вам напомнить, уважаемый Борис Иванович имел неосторожность подарить ей пистолет, кстати, совершив этим преступление, на чем пока мы останавливаться не станем.

— Газовый пистолет — не оружие.

— Пистолет вовсе не газовый, и вашей сестре не стоило его принимать, а тем более носить с собой. Хотя, насколько я знаю, Борис Иванович подарил его именно для защиты от обиженного мужа, так?

— Первый раз слышу, — отрезала Вера. — Про газовый пистолет слышала, да, а остальное — чья-то фантазия.

— Эту фантазию своими глазами видели некоторые сотрудники «Роспромстроя», — ничуть не раздражаясь, пояснил Левандовский. — Ваша сестра, Вера Дмитриевна, человек крайне беспечный и даже не задумывалась над тем, что открыто нарушает уголовный кодекс. Впрочем, бог ей в этом судья! Она поехала к мужу с пистолетом в сумочке, но я вовсе не утверждаю, что собиралась его применять. Вовсе нет! Она не планировала никакого преступления, а искренне хотела помириться. А вот намерения Андрея Николаевича были совершенно иными. Я, разумеется, не могу полностью восстановить картину преступления, но примерно себе представляю. В крови Андрея Николаевича обнаружен алкоголь, а поскольку он был трезвенником, алкоголь даже в малых дозах действовал на него непредсказуемо. Короче, он стал угрожать вашей сестре, не исключено, даже физически. У нее на шее

был повязан шелковый шарфик, так вот, ткань в одном месте оказалась растянута, для чего требуется большое физическое усилие. Под ногтями Андрея Николаевича мы обнаружили частицы этой ткани. Елизавета Дмитриевна испугалась и выстрелила. С очень близкого расстояния. На такое расстояние человек подпустит к себе отнюдь не всякого. Выстрелила, не думая, и убила. Ну, что ей было делать? Взяла пистолет, шарфиком обтерла отпечатки пальцев и, убежав, выбросила пистолет с шарфиком в мусоропровод соседнего подъезда. Не самое подходящее место, чего уж там! Потом, правда, придумала кое-что дельное. Она ведь прекрасно имитирует чужие голоса, такой редкостный талант! Конечно, мужские голоса даются ей хуже, но, во-первых, у Андрея Николаевича голос высокий, а во-вторых, секретарша, которая с ним разговаривала, уверяет, он был сильно пьян. А ведь она никогда не общалась с ним пьяным и не в курсе, какая у него в этом случае манера речи. В общем, на алиби вашей сестры звонок не тянет. Она, Елизавета Дмитриевна то есть, позвонила и тут же пришла в офис, а Андрей Николаевич был в ту пору уже мертв. Она это знала и дальше весь вечер была на виду, чтобы ее ни в чем не могли обвинить. Но тут возник непредвиденный фактор. Маргарита Варганова, имеющая, кстати, на вечер понедельника твердое алиби, запереживала за своего соседа и начала названивать ему в дверь. Он же, как вы догадываетесь, открыть не имел возможности. Она попросила вашу сестру, у которой был свой ключ, зайти. И, обратите внимания, та наотрез отказалась, хотя накануне безо всяких проблем являлась к своему мужу на квартиру.

— Это я посоветовала ей отказаться, — не выдержала Вера. — И я посоветовала ей дать Рите ключ. Лиза так и сделала, и не вижу в этом ничего странного. Что же касается вашего рассказа, он не представляется мне убедительным. Из фактов здесь только наличие шарфика, и даже если он Лизин, то она могла просто забыть его в свое время в квартире, вот и все. Еще якобы кто-то видел у Лизы пистолет, но откуда вам знать, что тот самый, который вы нашли? А алиби… полагаю, ей и не требуется алиби. Надеюсь, презумпцию невиновности, несмотря на разгул демократии, никто пока не отменял?

— А позвольте спросить, уважаемая Вера Дмитриевна, — неожиданно оживился следователь, — какой предмет изволите преподавать?

— Русский язык и литературу.

— А я думал, математику, — прицокнул языком он. — Логика у вас на высоте. Только, к сожалению, не дослушали меня до конца. Ну, значит, проверили мы вчера соседний мусоропровод и обнаружили там орудие убийства, завернутое в такой красивенький шарфик. И цвет, знаете ли, золотистый, прямо вашей сестре под волосы. Ну, побеседовали с людьми из того подъезда и нашли одну такую старушку, у которой кот и три собаки. Вот в понедельник она их и выгуливала, а сама по сторонам глазела. Пенсионерка, чего с нее возьмешь! Так она Елизавету Дмитриевну очень даже хорошо запомнила. Видала, говорит, ее часа в три дня-то. Выскочила, мол, из того подъезда, будто черти за нею гнались, забежала в наш, я только решила за ней зайти, посмотреть, что она там делает, такая фифа, как она обратно вышла и на улицу побежала. Это факт номер один. Факт номер два — шарфик. Его многие узнали, поскольку его уважаемый Борис Иванович подарил — как вы понимаете, уже после того, как ваша сестра от мужа уехала. Ну, дальше пистолет. Снаружи он был весь протертый, тут не спорю, а вот на внутренней поверхности обнаружили мы пальчик. Правда, не вашей сестры, а Величко Бориса Ивановича, однако на кое-какие вопросы этот пальчик нам отвечает. Пистолет-то тот самый. Ну, и что в подобной ситуации нам прикажете делать? Типично женское убийство, вы согласны? Ни плана, ни складу, одни эмоции. И это типичное для женщин сочетание ума и глупости. Мужчина или умен, или глуп, а вот женщина может придумать себе такое красивое алиби и в то же время орудие преступления взять и кинуть в панике в мусоропровод. Картинка классическая, Вера Дмитриевна.

— А что говорит Лиза? — осипшим голосом спросила Вера.

— Пока не признается, но это вопрос времени.

«Не признается», — повторила про себя Вера, а вслух горячо произнесла:

— Ее нарочно подставили, вот и все. Это не типично женское убийство, а представление мужчины о типично женском убийстве. Большинство из вас все-таки переоценивают наш идиотизм. Ни один убийца, какого бы ни был пола, не оставил бы улики против себя в соседнем подъезде, а спрятал бы их получше. Или вы считаете мою сестру круглой дурой?