Развод с миллионером

Наварская Тая

— Здравствуйте, — несколько сипло произношу я.

— Добрый день, — певучим голосом отзывается она.

Судя по всему, мое появление не вызывает у нее вопросов. Она смотрит совершенно спокойно, без удивления. Должно быть, принимает меня за очередного репортера.

— Меня зовут Ясмина, я…

— Я знаю, кто вы, — перебивает девушка, и на ее губах появляется легкая улыбка.

Теряюсь. Я совсем не так представляла начало нашего разговора. Думала, что я буду демонстрировать холодную решимость, а она — разыгрывать удивление.

Но,

кажется, на деле все сложится несколько иначе. И изумляться придется не ей, а мне.

— Откуда вам известно, кто я? — пытаясь совладать с дрожью в голосе, спрашиваю я.

— Вы жена Эдгара, — она же, напротив, сохраняет невозмутимость. — Я много раз видела ваши фотографии.

— Где?

— У Эда в телефоне.

Вот вроде всего одна короткая фраза. Но она огненной плетью бьет по чувствам, которые в последнее время и так уязвимы, и причиняет нестерпимую боль. Я не знаю, действительно ли Чаров показывал ей мои фотографии или она просто увидела их в Сети, но мне категорически не нравится траектория, по которой движется этот диалог.

— Выходит, вы с моим мужем были близки? — интересуюсь после секундной паузы.

Решаю сыграть по правилам, которые Меньшикова так упорно мне навязывает. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Ясмина, я бы могла отнекиваться и сочинять всякие нелепые истории, — с напускной печалью произносит она, — но лучше я буду честной. Да, мы с Эдом очень близки. Более того, мы любим друг друга.

Мне стоит огромных усилий сохранять бесстрастность на лице. Сейчас ни в коем случае нельзя поддаваться эмоциям и забывать, с какой целью я сюда пришла. Самое важное — это определить, кто лжет: Виктория или мой муж. А выплеснуть возмущение и гнев можно будет и позже.

— Любите друг друга? — я приподнимаю бровь и, как-то вмиг осмелев, прохожу вглубь палаты. — Любопытное заявление. А вот мой муж утверждает, что вы просто навязчивая поклонница, которая агрессивно не дает ему прохода.

Меньшикова снисходительно усмехается:

— Он скрывает правду, чтобы сберечь ваши нервы. Мужчинам трудно признаваться женам в том, что их любовь давно прошла…

Сложив руки на груди, я делаю еще несколько шагов и останавливаюсь в полуметре от ее кровати. Сузив глаза, пару секунд вглядываюсь в миловидное скуластое лицо, а затем иду ва-банк:

— Ты лжешь, Вика. Умело, филигранно, но все-таки лжешь. Вот только я не могу понять, с какой целью? Неужели всерьез считаешь, что подобные выкрутасы помогут завоевать сердце мужчины?

Несколько секунд она напряженно смотрит мне в глаза, а затем отворачивается к окну и печальным голосом произносит:

— Я влюбилась в него с первого взгляда. Раньше думала, что так не бывает, но Эд — необыкновенный мужчина во всех отношениях. Вы и сами об этом знаете, — она делает небольшую паузу и продолжает. — Мы долго боролись с чувствами. Он говорил о вас, о дочери… Да и я не хотела рушить чужую семью. Но наша страсть оказалась сильнее аргументов разума. Мы просто

не смогли противостоять ей, понимаете?

От этих слов внутренности скручиваются морским узлом, но я все равно позволяю ей договорить.

— Конечно, Эду трудно. С одной стороны — наша безумная любовь, с другой — семья, которой он дорожит. Но ведь я же тоже человек! Мне тоже больно! — внезапно в интонациях Меньшиковой проступает слезный надрыв. — Я просила Эда сделать выбор! Умоляла его об этом! Но он все тянул, тянул… Днем любил меня, а ночью возвращался к вам… Разве это справедливо?

— Ты меня спрашиваешь о справедливости? — дрожу от негодования.

— Простите... — говорит уже тише. — Эд умолял приехать к нему в Питер. Мы провели вместе незабываемую ночь. Я спросила, когда он наконец расскажет все вам, и он ответил, что еще не время. И тогда… Тогда я совершила глупость. Наглоталась лекарств и чуть не умерла…

Она снова поворачивает ко мне голову, и я замечаю влажную дорожку на ее щеке.

— Я не верю тебе, — упрямо мотаю головой. — Эд не мог так поступить…

— Понимаю, для вас это шок. Но, согласитесь, уж лучше знать правду и двигаться дальше, чем годами жить во лжи?

Я затравленно молчу, пытаясь совладать с ураганом противоречивых чувств, а Меньшикова продолжает.

— Ясмина, я прошу вас как женщина. Проявите мудрость. Отпустите Эда. Ради вашего общего счастья…

— Закрой рот! — взрываюсь я. — Замолчи! Ты не знаешь ничего ни об Эде, ни о нашем браке! Как только наглости хватает нести весь этот бред?! Эд тебя ненавидит! Считает, что ты чокнутая!

— Ну сами посудите, если бы он и правда меня ненавидел, стал бы присылать в больницу подарки? — кивком головы она указывает на прикроватную тумбочку.

Перехватываю направление ее взгляда и вижу небольшую коробочку с логотипом известного ювелирного бренда. А рядом лежит небольшая открытка.

— Посмотрите, — подначивает Меньшикова. — Эдгар вчера мне прислал.

Трясущимися пальцами распахиваю бархатную коробочку и вижу перед собой изысканные серьги. Явно бриллиантовые. Явно дорогие. Без понятия, сколько они стоят, но очевидно одно: простой секретарше такая роскошь точно не по карману.

Опускаю коробочку обратно на тумбочку и, схватив открытку в руки, читаю надпись:

«Моей нежной девочке с пожеланиями здоровья.

P.S. Скоро у нас все будет хорошо. Обещаю.

С любовью, Эдгар»

Я затрудняюсь описать, что чувствую в данный момент. Но, пожалуй, самым верным словом будет «агония». Да, у меня такое ощущение, будто я горю заживо. Будто вот-вот умру…

Сердце истерично трепыхается за грудиной, вместе с кровью распространяя по организму литры боли. Колени делаются ватными. Пульс нарастающим набатом стучит в висках.