Развод. Бабушка в интересном положении
Шрифт:
— Артём, — смеётся она, поправляя сползающий с плеч халат. — Тебе полезно немного подождать. Заодно подумаешь о важности дисциплины.
— Вера Петровна, вы сейчас издеваетесь над своим начальником, — поднимаюсь на локтях, пристально на неё глядя.
— В рабочее время? — бросает она через плечо, возвращаясь к ноутбуку. — Никогда.
Её голос звучит уверенно, но я замечаю, как уголки её губ подрагивают от скрываемой улыбки.
— Хорошо, ладно, — поднимаю руки в притворной сдаче. — Я потерплю. Но если через тридцать минут
Она смотрит на меня, приподняв бровь.
— На какие, интересно?
— Устрою забастовку. Или, например, приду и буду читать тебе вслух инструкции по оформлению отчётов.
Она фыркает, пытаясь скрыть смех, и снова отворачивается к экрану.
— Ты просто невыносимый.
— А ты упрямая, — парирую я, удобно устраиваясь на диване.
На какое-то время комната наполняется тиканьем часов и приглушённым стуком клавиш. Я украдкой наблюдаю за ней: как её пальцы бегают по клавиатуре, как она машинально откидывает волосы за ухо. Она так сосредоточена, что мне становится одновременно и приятно, и мучительно.
— Вера, ты специально тянешь время? — спрашиваю я наконец, ломая тишину.
— Нет, — отвечает она, не отрывая взгляда от экрана. — Я действительно хочу успеть всё закончить.
— Знаешь, тебе стоит немного отвлечься.
— Правда? — спрашивает она, на секунду поднимая на меня глаза.
— Правда. Например, представить, как я… — начинаю я, но она тут же поднимает руку, прерывая меня.
— Артём! Полчаса!
— Хорошо, — говорю я, вставая и направляясь к кухне. — Но я тебя предупреждал.
— Предупреждал о чём? — оборачивается она, бросив на меня любопытный взгляд.
— Что через двадцать девять минут начнётся беспощадная атака.
Я слышу её тихий смех, и это как награда. Открываю холодильник, достаю сок и наливаю в стакан, а потом бросаю взгляд на часы.
Двадцать восемь минут.
Ну, Вера, держись.
Я слышу, как Вера отрывается от клавиатуры и поворачивается в мою сторону.
— Слушай, Артём, а ты в детстве вредным был?
Я смеюсь, подхожу к дивану с соком в руке, и опускаюсь обратно.
— Вредным? Ты хочешь спросить, был ли я ребенком, который бегал с рогаткой и портил чужие грядки?
— Именно! — улыбается и облокачиваясь на стол.
— Пожалуй, нет, — отвечаю я, задумчиво делая глоток сока. — Не уверен, что у меня было время быть вредным.
— Как это? —её улыбка медленно тает.
Я на мгновение задумываюсь.
— Я почти не помню своего детства, — признаюсь, глядя на стакан в руках. — У меня нет этих ярких картинок, как у других: семья, праздники, радостные моменты… Всё это как-то размыто.
Она удивлённо смотрит на меня, но молчит, давая мне возможность продолжить.
— Родных родителей я не знаю, — говорю я, откидываясь на спинку дивана. — Меня взяли в семью, когда мне было лет пять или шесть. Приёмные родители были… нормальными, наверное. Просто у нас с ними
— Прости, — тихо говорит Вера.
Я усмехаюсь, но это скорее привычный защитный механизм, чем искренний смех.
— Ничего страшного. Это просто жизнь. У каждого она своя.
— А с приёмными родителями вы сейчас общаетесь? — осторожно спрашивает она.
Я качаю головой.
— Не особо. Мы разошлись, когда я поступил в университет. Сначала переписывались, созванивались, но потом всё как-то угасло. У них были свои заботы, у меня — свои.
Вера смотрит на меня с такой теплотой, что у меня внутри что-то переворачивается.
— Это, наверное, сложно — расти без ощущения семьи, — тихо произносит она, подперев голову рукой.
— Я не жалуюсь, — пожимаю плечами. — Зато это научило меня рассчитывать только на себя.
Я встаю, чтобы отвлечься от слишком личного разговора.
— Ладно, — говорю я бодро. — Сколько тебе ещё нужно времени на отчёт?
Она смотрит на меня. Понимает, что я перевожу тему, но решает не настаивать.
— Минут десять, — отвечает она.
— Вот и отлично, — говорю я, пряча свою уязвимость за привычной уверенностью. — Тогда через десять минут я снова начну тебя отвлекать.
Просыпаюсь первым, как всегда. Первые лучи солнца пробиваются сквозь плотные шторы, и я с удовольствием смотрю на Веру, которая спокойно спит рядом. Её волосы растрёпаны, одна рука вытянута вдоль тела, другая лежит на моей груди. Я не могу удержаться от улыбки: она выглядит так уютно, так по-домашнему, что мне всё больше хочется, чтобы каждое утро начиналось именно так.
Сплю здесь уже целую неделю и понимаю, что возвращаться в свою квартиру я просто не хочу. Уют её небольшой спальни, запах её парфюма, тихое бурчание, когда я её дразню — всё это затягивает.
Смотрю на часы и понимаю, что пора вставать. Осторожно убираю её руку, чтобы не разбудить. Но она всё равно шевелится и открывает глаза, смотрит на меня немного растерянно, словно забыв, что я здесь.
— Доброе утро, — говорю я, склоняясь к её лицу и целуя её в лоб.
— Доброе, — сонно отвечает она, подтягивая одеяло повыше. — Который час?
— Уже семь, пора вставать.
Она хмурится, видимо, ещё не готовая покидать постель.
— Артём, может, ты как-нибудь заведёшь привычку спать дольше?
— Нет, я слишком продуктивен по утрам, — улыбаюсь вставая. — И, кстати, сегодня я собираюсь сделать наше положение официальным.
— Что? — Вера поднимается на локтях, её глаза мгновенно просыпаются. — Артём, ты серьёзно?
— Абсолютно, — отвечаю я, надевая рубашку. — Я больше не собираюсь скрывать наши отношения.
— Артём Сергеевич, — её голос становится строгим, и я вижу, как она снова превращается в ту Веру Петровну, которая может одним взглядом заставить любого замолчать. — Мы обсуждали это.