Развод. Мы с тобой теперь никто
Шрифт:
Прочитать документы Винни Пуха и обратиться за консультацией в адвокатское бюро я так и не успеваю, потому что ночью у меня открывается кровотечение.
Глава 19
Конец лета в Москве выдался слишком жарким.
Я давно не сплю, но еще лежу в постели.
Внутри глаз пытаюсь поймать солнечного зайца, который скачет по моим векам.
Искренне радуюсь и улыбаюсь этому наглецу.
И тут же ловлю себя на понимании: первый раз за этот год я проснулась в хорошем расположении
Страшась, расплескать свои ощущения, гоню от себя привычные черные мысли.
Ужасно их боюсь…
И все равно воспоминания о том страшном для меня дне вылезают из всех ящиков моих тайных шкафов.
Не желая быть окутанной саваном воспоминаний, прогоняю мольных бабочек, что много времени роились в моей голове.
Изо дня в день они пожирали и разрушали меня изнутри, посыпая своим пеплом мою душу.
“Я не дам вам больше накрывать себя чернотой и унынием. Не стану жить в тоске и печали, - улыбаюсь сама себе и мурлычу перепевку известной песни.
– Разве плохо, что мы не похожи с тобой. Я позволила себе, быть немного другой. Полюби меня такой! Полюби себя такой, полюби себя такой, какая ты есть!”
Под этот незамысловатый, но ужасно позитивный мотивчик, прямо выпрыгиваю из постели.
Нахожу песню в инете и начинаю под нее в пижамке приплясывать, плавно раскачивая руками и виляя попкой.
Задерживаюсь около большого ростового зеркала. Иногда у меня создается впечатление, что оно своеобразный портал, через который Брагин подсматривает за мной.
Не знаю так это или нет, но машу ему рукой, подмигиваю и показываю язык.
В таком приподнятом настроении, совершая незамысловатые “па”, вытанцовываюсь из своей спальни в детскую.
Малыхи мои, два моих Янчика, еще спят.
И как всегда вместе - рядом.
Ага, сегодня Януська переползла под бочок к своему братику Янчику.
Наклоняюсь к каждому. Руками не трогаю, чтобы не разбудить. Но…
Вдохнуть любимый сладковато-молочный запах детства себе позволяю.
Конечно, сейчас бы я не отказалась почмокать свои любимые щечки, ручки, ножки, попки.
Только увы и ах…
Сажусь напротив. Смотрю на своих пупсиков. Вздыхая, вспоминаю день их рождения, когда они могли остаться без матери.
По московским меркам скорая доставила меня в клинику быстро.
Несмотря на принятые меры протокола, бригаде не удалось остановить кровотечение.
Все осложнилось еще и тем, что у меня начались схватки.
Уже в клинике от страха за детей, боли и слабости теряю сознание.
В себя прихожу в тот момент, когда врачи, подключая меня к разным аппаратам, обсуждают, что нужно вызывать родственников.
Понимая о чем идет речь, собрав все силы, стараюсь как можно громче прошептать: “Спасайте детей!”
После очередного всплытия на
Наши взгляды сталкиваются.
Не знаю, что видит Роберт в моих глазах, но я в его - сталь.
– Мила, стоп! Стоп! Нет! Не уплывай. Подписывай бумаги!
– сквозь вату сознания слышу его приказной тон и чувствую прикосновение к своей кисти.
Дергаю рукой, словно хочу стряхнуть его ладонь.
– Дура!
– рычит и приказывает Роберт.
– Подписывай бумагу. Сейчас же!
Пытаюсь прошелестеть Брагину, чтобы детей не бросал. Но…
Сил нет ни на что…
– Мила, умоляю поставь подпись. Клянусь памятью жены и сыновей, что не заберу у тебя детей. Мила, подумай о детях, а не своей гордыне!
– голос мужчины со стали срывается и в нем появляется мольба.
Киваю головой.
Брагин вкладывает в мои пальцы ручку.
Помогает мне в нескольких местах поставить подпись.
Прежде чем закрыть глаза, вижу его напряженный взгляд.
Потом уже только слышу нецензурную брань и рычание раненого зверя:
– Вы обязаны спасти всех. И мать! И детей! Иного не дано…Женщина должна жить!
И на этой фразе я лечу в какую-то спираль и чувствую себя пылинкой.
На одном из витков падения перестаю дышать. Но…
Мне не страшно. Даже наоборот приятно и легко.
Ощущаю обволакивающее тепло мягкого, словно утреннего света.
По глазам пробегают лучи, от которых хочется разлепить веки. Но…
Больше всего мне нужно сделать вдох.
Удается не сразу, а лишь после того, как кто-то со словами: “Иди к детям!” - толкает меня в спину.
Делаю попытку. Только получается не вдохнуть воздух, а шумно выдохнуть что-то из себя и сразу открыть глаза.
И снова через пелену упираюсь взглядом в Брагина. В его глазах снова тревога. Но…
Тут раздается сначала кряхтение, потом пыхтение, а после протяжное квакание.
– Ну, вот, так шумно мы встречаем маму. Молодец, сынок!
– мягко произносит Роберт и подносит ко мне малыша в синей шапочке.