Развод. Прощай, предатель
Шрифт:
Открываю глаза, и мы смотрим друг на друга с широкими улыбками на губах.
— Я люблю тебя, — хрипло произносит он. — Сашка, люблю больше жизни.
— И я люблю тебя, — провожу пальцами по его виску, а потом зарываюсь ими в волосы, откидывая назад растрепавшуюся челку. — Тебе пора подстричься.
— Думаешь? — хмыкает он.
— Уверена. И побриться.
— Поможешь?
— С чем?
— С бритьем. Я бы усадил тебя на себя сверху, вошел бы в тебя и кайфовал, пока ты меня бреешь.
— Это опасно, — смеюсь я.
— Не опаснее, чем заниматься сексом на столе в кухне.
— Ты
— Это ты свела меня с ума, — отвечает он бархатным голосом и нежно целует. — Но это единственный вид сумасшествия, от которого я предпочел бы не лечиться.
Я улыбаюсь еще шире и перебираю шелковистые волосы мужа.
— Так что ты там говорил про гриль?
— Я предлагал пожарить мясо, но теперь мне лениво. Давай лучше закажем в грузинском ресторане шашлык и что там нам еще захочется.
— Давай, — отзываюсь с готовностью.
Через час мы уже расположились в гостиной на шкуре перед камином. На журнальном столике расставлена еда, а в бокалах налито безалкогольное вино. Мы ужинаем и разговариваем. Наконец-то без всяких тайн. Откровенно отвечаем на вопросы друг друга. Да, многое нам слышать больно и обидно. Но если бы не состоялось этого разговора, то мы не смогли бы двинуться дальше. Достаточно того, что раньше мы многое недоговаривали. Думаю, именно эти недомолвки и привели к тому, что мы расстались. С этого дня мы обещаем рассказывать друг другу все без утайки и доверять, в первую очередь, своему партнеру.
Эпилог
— Добро пожаловать домой, — произносит Сережа, когда дверь дома открывается. Он заносит сверток и продолжает: — Сынок, это твой дом.
— Приехали! — слышу со стороны гостиной голос свекрови, и через пару секунд она уже появляется в прихожей.
У нас с мамой Сережи не сразу сложились теплые отношения. Когда мы женились, она отговаривала моего мужа от этого брака. Ей казалось, что Виолетта ему больше ровня, чем я. Марину Дементьевну сложно осуждать. Виолетта тогда была дочкой партнера ее мужа. Девочкой, которая по статусу подходила Сереже. А я… сиротка без связей, статуса, образования и средств.
Марина Дементьевна тогда думала, что я специально окрутила ее сына ради его состояния. И только потом, когда я не одну бессонную ночь провела у его постели в больнице, она поняла, что я люблю его.
А теперь, когда на свет появился Димочка, она окончательно прониклась. Ну, может, не настолько, чтобы называть меня дочкой. Но, по крайней мере, она начала уже называть меня по имени. А то, что мы назвали сына в честь ее умершего мужа, еще больше растопило сердце Сережиной мамы.
— Вы ж мои золотые, — суетится она, забирая из рук Сережи нашего сына. — Какой сладкий мальчик. Димочка, золотой мой. Саша, ты как? — она поднимает взгляд на меня.
— Хорошо, спасибо.
— Давайте-давайте, проходите. Я всем родственникам запретила приезжать. Рано еще на нашего красавчика смотреть. На крестинах посмотрят. А пока вам надо отдыхать, а Димочке — обживаться в новом доме. Да, мой золотой?
Мы идем в гостиную, и я усаживаюсь на диван, шумно выдыхая. Как же дома хорошо! Особенно после ремонта.
Год назад, после событий с Виолеттой, я нормально не могла ходить по гостиной и лестнице. Каждый раз воспоминания выстреливали в голове
Когда я поделилась с Сережей своими ощущениями, он хотел сменить дом, но я отказалась. Все же в этом мы пережили столько счастливых моментов. Самые болезненные были тоже здесь, но это ведь история нашей семьи. И она, конечно, не может быть однообразной. Так что мы договорились, что просто сделаем ремонт. К моменту того разговора мы как раз узнали о моей беременности, и у нас появилась потребность переделать одну из гостевых комнат в детскую.
Мы временно съехали в нашу городскую квартиру, а в доме начался ремонт. Сразу я думала, что он будет лишь косметический, но Сережа подошел к вопросу серьезно. Деревянную лестницу сменила новая со стеклянными поручнями и мягкой подсветкой. Громоздкие люстры сменили современные замысловатые с несколькими режимами освещения. А довольно строгий, мужской интерьер превратился в мягкий, уютный и светлый. Теперь в нашем доме столько света и уюта, что не хочется отсюда выходить.
Когда мы вернулись домой после ремонта, прожили в нем всего восемь дней, после чего я уехала в роддом. Так что сейчас наш дом снова кажется мне совершенно новым, как будто я и не жила в нем вовсе.
— Может, ты поднимешься отдохнешь? — предлагает Сережа, присаживаясь рядом.
— Нет, не хочу. Я так наотдыхалась в роддоме, что меня уже воротит от одного вида кровати.
— Тогда я пойду переоденусь, и сядем обедать.
— Я с тобой. Тоже хочу переодеться в домашнее.
Поднимаюсь с помощью мужа и, бросив взгляд на свекровь, воркующую над мобильной люлькой, иду наверх. В нашей спальне открыты шторы, и солнце щедро заливает комнату своими лучами. Несмотря на сказанное, я смотрю на нашу кровать и раздумываю, не последовать ли совету мужа. Может, и правда прилечь отдохнуть? Но нет. Я устала лежать. В роддоме только то и делала. А если выходила в коридор, была вынуждена слушать ужасы, которые рассказывали роженицы.
Зайдя в гардероб, наблюдаю за тем, как Сережа сбрасывает свою одежду и надевает спортивные штаны. Потом берет с полки футболку и оборачивается. Столкнувшись со мной взглядом, застывает.
— Ты как будто стал еще больше, — произношу, окидывая восхищенным взглядом безупречное рельефное тело мужа.
— А что еще мне было делать, пока ты была в роддоме? Работать и тренироваться, чтобы не сойти с ума без тебя.
— Мы же каждый день виделись, — улыбаюсь я. Мне приятно, что он так привязан ко мне. С тех пор, как между нами не осталось секретов, мы как будто срослись душами, и теперь стали еще ближе, чем были до всех этих ужасных событий.
— Этого мало, — Сережа аккуратно обнимает меня и прижимается своим роскошным торсом. — Я хочу засыпать с тобой и просыпаться. Каждый день без исключений.
Он целует меня нежно и медленно, как будто снова пробует на вкус впервые. В этом поцелуе ни страсти, ни намека на продолжение, только сильные чувства. Как будто наши души танцуют только им ведомый танец, который еще сильнее привязывает нас друг к другу.
— Ну все, иди, — улыбаюсь, когда Сережа завершает чувственный поцелуй нежными касаниями губ к кончику носа, скуле и уголку губ. — Мне надо переодеться.