Развод. Расплата за обман
Шрифт:
Надежды, что у нас все еще есть шанс на нормальную жизнь.
Я рассказываю малышу шепотом о своей чувствах, и мне кажется, он все понимает. Открывает маленький беззубый ротик, демонстрируя острый розовый язычок, и на эти движения тело реагирует очередным приливом молока. Удивительная синхронизация, и я в который раз восхищаюсь тому, как задумала нас мать-природа.
— Скоро мне можно будет взять тебя на руки, — обещаю сыну, — и я покажу тебе весь мир. Мы поедем домой, там тебя уже ждут твои красивые новые вещи,
Я не успела до конца подготовиться к появлению сына. Кроватка и комод еще не куплены, я планировала, что мой топорыга-сын даст мне еще положенное время, до того как соберется появиться на свет.
С тоской думаю, как много всего нужно еще приобрести и сделать, чтобы наша новая съемная квартира стала настоящим домом для малыша, уютным и теплым. Возвращаться туда, где мы жили вместе с Марком, я не планирую.
Честно говоря, по поводу бывшего мужа у меня нет никакой определенности. Обида за то, как он повел себя, узнав о пороке, никуда не делась. Соболевский скрывал от меня болезнь брата, а после ссоры проводил время в компании полуголых девиц, и я не знаю, как часто он делал это раньше. Он ведь так и не потрудился даже попытаться оправдаться. Будто и не было ничего…
С другой стороны, даже спустя полгода после моего исчезновения, он продолжал меня искать. И все время, что я в больнице, чувствую его помощь и желание быть рядом и все исправить.
Только одного этого все еще мало…
— Соболевская, время!
Медсестра, заглянувшая в реанимацию, нарушает наше уединение. Я еще раз провожу пальцем по тонкому предплечью, и прикусив губу, чтобы не расплакаться, поднимаюсь:
— Я приду к тебе завтра. И послезавтра, и буду с тобой рядом до тех пор, пока нужна. Люблю тебя…
Возвращаться назад горестно. Одноместная палата ощущается как одиночная камера, и я бреду до нее бесконечно долго. Навстречу попадается паровоз из тележек, в котором лежат, закутанные в кульки из одинаковых пеленок с мишками, младенцы — пришло время развозить их на кормление к матерям. Я случайно заглядываю в одну из палат и вижу женщину в халате, похожем на мой, с малышом возле груди. Она так нежно воркует, кормя его, и гладит по темной макушке. Это зрелище так завораживает меня, что я останавливаюсь, не в силах оторваться от их единения.
Как же мне хочется такого же простого счастья — просто прижимать к груди своего ребенка и чувствовать его сердцебиение…
Отвожу взгляд, когда женщина замечает мое неуместное любопытство, и бреду в палату.
Там, возле небольшого холодильника, стоит Марк. На столе огромный пакет с логотипом дорогого супермаркета, в руках бывшего — боксы с едой, которые он распахивает по полкам.
Я прислоняюсь к косяку, наблюдая за его широкой спиной в накинутом сверху халате. Я надеялась, что сегодня он не появится и мне удастся провести вечер без чужого присутствия.
Но
Он замечает меня, неловко пряча пустой пакет в кармане халата.
— Я еды тебе привез нормальной, чтобы ты питалась как следует.
— Не стоило, — прохожу мимо Соболевского, — здесь нормально кормят.
— Я видел эту еду, Мира. И купил нормальной, чтобы молоко не исчезло. С врачом посоветовался о том, что можно и что нельзя.
— Зачем? — я подхожу к нему ближе и в лицо заглядываю, — зачем ты все это делаешь? Заботишься? Помогаешь, торчишь тут, как будто мы все еще семья, скажи, зачем?
Голос срывается, я пытаюсь прочитать что-то по его лицу и не могу.
— Потому что люблю вас. Потому что мне страшно, что я так много упустил, и еще страшнее остаться за бортом. Мира, дай мне шанс…
— А ты дал ему шанс? — совсем тихо говорю и Марк, такой большой, сильный, уверенный в себе, вздрагивает как от пощечины. Я знаю, куда бить, чтобы было больнее, только выходит, что и меня цепляет рикошетом.
Марк отступает, делая от меня шаг назад, и в это время звенит телефон. Мой.
Мы оба удивленно смотрим на него, звук кажется таким неуместным, я уже и позабыла, что кто-то может мне звонить.
Марк протягивает к нему руку первым, читает имя звонящего и тут же будто на лицо набегает тень.
— Александр, — говорит не своим голосом. Я забираю его, стараясь не касаться пальцев, и прежде чем нажать на прием, прошу:
— Не мог бы ты оставить меня одну? Это личное.
Глава 27
Это личное.
Это. Личное.
Это, мать вашу, что вообще было?
Я стою в коридоре, как выставленный с урока двоечник, лицо горит — да не только лицо, все внутри полыхает.
Руки сжимаю в кулаки, аж колотит всего.
Звонок незнакомца для меня настоящая неожиданность. Я вообще не думал о том, как Мира справлялась все это время без меня. Представлял, что она преодолевала все проблемы самостоятельно, но что если… что если с ней рядом был кто-то другой?
Чужой мужчина.
Прикрываю веки, жадно вслушиваясь в окружающие звуки. Пытаюсь услышать, о чем говорит жена. Мне это важно, жизненно необходимо. И потому, наплевав на все правила приличия, я ухом припадаю к двери в ее палату, нетерпеливо впитывая звуки.
Сам себе боюсь признаться, что будет, если услышу, как она воркует с этим Александром. Как говорит слова, которые я мечтал услышать от нее, другому.
Хочется крикнуть — что ты творишь, детка? Я из кожи вон, я кишками наружу, я все ради тебя, ради сына!