Развод. Я устал от тебя
Шрифт:
– Ну что ж, пошли, принцесска, - сказал мне Филипп Викторович, когда мы приехали по адресу.
Я вышла из машины в теплую летнюю ночь. Пахло сладко и вкусно, как это всегда бывает в июне. Вдыхать бы да и вдыхать.
Перевела взгляд на здание ночного клуба. Заведение дорогое, с первого взгляда понятно. Я в таких не бывала никогда. Да и в принципе в ночных клубах не бывала. Не мое это. Училась много, всю себя отдавала этому. Ведь как папа говорил - врач самая ответственная в мире работа потому, что малейшая ошибка может самое ценное отнять.
На ступеньках, ведущих в клуб, сидел мужчина. Правый рукав белой рубашки был надорван, на самой рубашке кровь. Он свесил голову, закрывая лицо рукой со сбитыми костяшками. Возле него стояли двое полицейских. Другие как раз “паковали” в машину другого мужчину. Он громко матерился, но на это, конечно, не обращали внимания.
– Что тут у нас?
– спросил Филипп Викторович у копов.
– Да головой сильно приложился, сознание потерял. Решили вас вызвать…
Филипп Викторович принялся бегло осматривать мужчину. Я рядом стояла, смотрела и слушала. И распоряжений ждала.
– Та-а-ак, вставайте потихоньку. Принцесска, подстрахуй-ка с другой стороны, - проговорил Филипп Викторович.
Привычно проигнорировав обидное прозвище, я с готовностью ухватилась за мощное мужское предплечье, обтянутое белоснежной тканью рубашки. А пациент повернул голову ко мне и наши взгляды встретились. Его глаз было не рассмотреть, слишком темно. Цвет, выражение, а все равно показалось, что я этот взгляд успела прочувствовать каждой клеточкой своего тела.
Ленка, да что это с тобой такое, а?
Вдвоем мы довели мужчину до “скорой”. Шел он пошатываясь. Но, судя по запаху алкоголя, не факт, что дело в сотрясении. усадили на кушетку. В ярком свете в салоне ссадины на его лице выглядели с одной стороны жутковато, но с другой он с ними был похож на какого-то рыцаря после поединка. Очень красивого некой особой, мужественной красотой. Глаза оказались орехово-карими и в них, несмотря на его состояние, плясали озорные огоньки.
– Ну, принцесска, давай. Покажи класс, - скомандовал Филипп Викторович и я, вооружившись марлевыми салфетками и антисептиком принялась обрабатывать ссадины.
Пока это делала ежесекундно чувствовала как скользит по мне огненный взгляд мужских глаз. Его разбитые чувственные губы кривились в полуулыбке-полуусмешке. Замечал мою неловкость? Стыдно-то как. Я врач и не должна так реагировать на пациента. Это ужасно и непрофессионально. Даже если пациент этот молодой высокий широкоплечий красавец с густыми темно-русыми волосами, огоньком в выразительных глазах, волевым подбородком, ямочками на щеках и…
– Не надо меня в больницу, - низким, слегка хрипловатым голосом сказал он, когда я закончила свои манипуляции и машина тронулась с места.
– Твои волшебные ручки уже меня вылечили, красавица.
– У вас сотрясение, молодой
И сунул мне в руки планшет и ручку.
– Ух, строгий дядька какой. Не стыдно самоутверждаться за счет девочки?
– Не понял?
– округлили глаза врач.
– Все вы поняли, - медленно и тихо, проговорил мужчина, - Тон смените, пожалуйста. Иначе мне есть кому рассказать о вашем непрофессиональном поведении.
– Пф-ф-ф, непрофессиональном, да? Эти непрофессионалы вам жизни спасают за копейки, - разозлился Филипп Викторович.
– А! Так дело в этом, - мужчина выудил из кармана штанов бумажник, а из него пару стодолларовых купюр.
– Сразу бы сказали…
– Засунь себе деньги знаешь, куда…, - раскрасневшись рявкнул Филипп Викторович.
– А вот это уже оскорбление, - медленно проговорил пациент.
– Нехорошо…
Ни капельки не испугался. Вот вообще. Хотя, а чему же тут удивляться, если они почти одного роста и телосложения? Вот только Филипп Викторович толстый, а этот самый настоящий качок. Причем не надутый всякой гадостью, а просто очень натренированный. Красивый… И есть в нем что-то такое… Не знаю, как объяснить. Вот Филипп Викторович орет, а этому и голос повышать не надо.
– М-мне документы надо заполнить, - заикаясь начала я, попытавшись помешать начинающейся ссоре.
К счастью, пациент перевел внимание на меня. Или не к счастью. Потому что вновь вспыхнувшие огоньки в его орехово-карих глазах мешали сосредоточиться. Очень и очень сильно, но я старалась это сделать. Не хватало еще чтоб на меня Филипп Викторович пожаловался…
Итак, звали его Владимир Вадимович Сорокин. Глупая фамилия и совсем ему не подходящая. Такому бы звучную какую-то… Мужественную.
Соберись, Ленка! Соберись рад бога и не позорься.
Тридцать лет…
– Не женат, детей нет. Номер телефона…
Он потешался. Причем откровенно. Или заигрывал со мной. И точно смущал меня так сильно, словно бы мне не двадцать три года, а пятнадцать и я на первой своей школьной дискотеке общаюсь с красивым старшеклассником, а не заполняю документы пациента в “скорой помощи”.
– А тебя как зовут?
– оперевшись локтями о колени, склонился так ,что наши лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга.
– Лена… То есть, это не имеет значения, Владимир Вадимович, - затараторила я, отодвигаясь.
– Откиньтесь, пожалуйста, на спинку кресла. Вам нельзя напрягаться, у вас сотрясение.
– Рядом с тобой трудно не напрягаться, Лена, - полностью игнорируя недовольное пыхтение Филиппа Викторовича, сказал он с очевидным намеком.
Ой, мамочки, щекам-то как жарко. И сердцу. И всему телу.
Постаравшись придать лицу как можно более строгое выражение, я сделала вид, что заполняю бланк. Все, больше не смотрела на этого Сорокина. Зато он на меня - да. Но, к счастью, молчал.