Развод
Шрифт:
— Погода сегодня для съёмки что надо, — говорит Алина, оценивая окно через объектив несколько раз с разных ракурсов.
— Небо яркое такое, да, — соглашаюсь с ней. — А вчера было жутко пасмурно и снег валил.
Алина и Алексей быстро приводят в готовность оборудование, и начинается съёмка. Ребята работают достаточно живо и профессионально, но я всё равно начинаю изнывать от нетерпения. Приходится вовлекаться и подсказывать, как лучше будет для рекламы.
Звонит Гордей, и я сбрасываю. Объяснять, что к чему сейчас не очень
“Ждём тебя” — приходит лаконичное в ответ.
И сердечко тоже.
Боже, мы словно подростки.
Минут через сорок съёмка, наконец, заканчивается.
— Я аж устал, — качает головой Сабур, когда ребята, собрав технику, уходят. Он распахивает одно из окон и закуривает. — Закажу кофе и поесть. Ты будешь?
— Нет, спасибо, — качаю головой, а потом улыбаюсь. Мне бы хотелось прекратить наши деловые отношения на позитивной ноте. Как бы там ни было, Сабур всегда вёл себя со мной более, чем адекватно. — Да, кажется, будто ничего сложного быть моделью съёмки нет, но это не так. Встать правильной стороной — тот ещё труд.
— Вот точно, — Саб тоже смеётся, захлопывает окно и поворачивается ко мне. Делает пару шагов навстречу. Мне хочется отойти, слишком уж близко он останавливается, но я заставляю себя остаться на месте. — Так о чём ты хотела поговорить, Ира?
Поднимаю голову и смотрю ему прямо в глаза. Говорю уверенно и чётко.
— Сабур, я хочу досрочно разорвать контракт. В общем-то, все поставленные задачи я выполнила, рассчитала и запланировала. Все креативы подготовила. Реализацию поможет организовать другой специалист, но там и задач совсем немного.
Так. Сказала. Незаметно выдыхаю, наблюдая за его реакцией.
— Почему сама не можешь закончить? Тебе некомфортно работать со мной?
И это тоже. Но об этом я, конечно же, умолчу.
— Семейные обстоятельства.
— Какие?
Вопрос и тон, каким он задан, удивляют меня. И напрягают, признаться. Особенно, когда за спиной закрытая дверь.
— Думаю, подробности будут лишними, Сабур. Это личное. Спасибо за сотрудничество. И… я прощаюсь.
Едва я собираюсь развернуться, чтобы направиться к двери, как охаю от неожиданности, когда Саб хватает меня за запястье и дёргает на себя.
— А я бы всё-таки хотел узнать эти подробности, — голос низкий, с угрозой, а у меня внутри всё сжимается от страха. Неужели он действительно был всё это время волком в овечьей шкуре?
— Сабур, ты с ума сошёл? — я пытаюсь выдернуть руку, но он держит крепко. — Тебя моя жизнь не касается!
— Ещё как касается, Ира, — он приближает своё лицо, огонь в его глазах пугает меня невероятно. — Я и так ждал долго. Двенадцать лет ждал — не лез. Я не такой, как он, я не трогаю чужое. Но Гордей потерял на тебя
— Правда? Не такой? А не ты ли трахнул девушку, которую он любил?
— Риту? — он смеётся. — Она была шлюхой. Её тогда не я один трахнул. А ты… ты была моей. И он знал! И теперь я не намерен упустить тебя.
Это просто какое-то сумасшествие. Зазеркалье нормального мира, где люди, которые выглядели нормально, вели себя нормально — и вдруг будто с ума сошли.
Внутри всё леденеет, когда Саб дёргает меня на себя, фиксирует жёсткими пальцами лицо, сжав скулы, и прижимается своим ртом к моему.
Тошнота волной подкатывает к горлу. И это уже не токсикоз — это отвращение. Ни один мужчина, кроме Гордея, не прикасался ко мне, а тем более принуждая.
— Отпусти меня! — отталкиваю его, и у меня это даже получается, но не надолго, потому что Сабуров, к моему ужасу, снова ловит меня и, дёрнув до хруста платье на плече, толкает на кровать. — Отпусти! Ты просто животное! Убери руки, слышишь?!
Но он не слышит. Не чувствует ни того, как я впиваюсь ему в кожу ногтями, ни как пытаюсь сопротивляться изо всех сил.
— Я и так ждал долго, — бормочет, словно он не в себе. — Долго! Нет больше сил. Ты никуда не денешься от меня. Никуда!
— Прекрати, Саб, — силы иссякают, когда он буквально сдирает с меня порванное в клочья платье, а по щекам начинают течь слёзы. — Перестань, я прошу! Саб… Пожалуйста… я беременна…
Это мой последний аргумент. Надежда, что для него хоть что-то может быть свято.
Он замирает. Отрывается от меня и смотрит в лицо. Смотрит остро, почти с ненавистью. На долю секунды мне даже кажется, что Сабур вот-вот ударит меня.
Он действительно ненормальный. Опасный. Беспринципный. Нужно было слушать Гордея! Почему же я не послушала? И сейчас, когда он ждёт меня с дочерью на кухне, когда у нас всё начало налаживаться, со мной происходит такое. Ну почему я решила сделать всё сама? Почему не попросила его поехать со мной?
— Вчера я сказал ему, что ты уже принадлежишь мне, — будто кипятком окатывает. — Думаешь, он поверит тебе, что ребёнок его?
— Поверит. Сейчас это всё легко доказуемо!
— А ты сможешь ему доверять после того, как он попросит тебя принесли эти доказательства?
Вот его истинное лицо! Дьявол. Пытается вбить клин между мной и Гордеем ложью и манипуляциями. Давно пытается. Поэтому Гордей вчера напился, поэтом попал в аварию!
Представить несложно, что он чувствовал. Вот только выбор он сделал, и для меня этот выбор очевиден.
Так что выкуси, козёл.
— А он уже поверил, — ухмыляюсь ему прямо в лицо. — Он вернулся вчера домой. Вернулся! Думаешь, у него будут сомнения, чей это ребёнок?
Отвращение пугающей вспышкой отражается в глазах Сабурова. Он смотрит несколько секунд потрясённо. Наверное, не ожидал, что его план провалится.