Разящий меч

Форстчен Уильям Р.

Он так много хотел сказать, но взгляд Ганса остановил его. Не было нужды говорить что-либо, почти за восемь лет совместной службы они научились понимать друг друга с полувзгляда — малейший жест говорил им больше, чем слова.

— Береги себя, Ганс.

— Увидимся, когда все закончится, — ответил Ганс. Он повернулся к двери и открыл ее.

— Когда все кончится, старина, с меня выпивка, — объявил Пэт чрезмерно громким голосом.

Ганс оглянулся, по его лицу скользнула слабая улыбка.

— Ты все сделаешь отлично,

сынок, — сказал он чуть слышно и вышел.

— Полковник Кин!

Эндрю со стоном открыл глаза. Молодой ординарец стоял возле его кровати, держа в руке керосиновую лампу.

— Что случилось? — Он мгновенно проснулся и сел.

— Вызывает Барни.

Мой Бог (нем.).

— В чем дело?

— Вам лучше самому посмотреть, сэр, — сказал паренек испуганно.

Эндрю поднялся, одернул смятую форму, ординарец накинул плащ ему на плечи.

В доме было зябко, огонь в печи давно погас. Два штабных офицера сидели за длинным столом и спали, уронив головы на разложенную карту.

Эндрю тихонько толкнул одного носком сапога. Парень проснулся и выпрямился.

— Виноват, сэр, задремал.

— Похоже на то, — сказал Эндрю.

Он взглянул на часы, стоящие в углу комнаты, — почти пять. Рассветет не раньше чем через полтора часа. Еще через полчаса побудка.

Выйдя из дома, он огляделся. Шадука на исходе своего пути окутывала укрепления тускло-красным светом.

— Где Барни?

— На командном посту, — ответил ординарец, указывая направление.

В воздухе чувствовался привычный запах военного лагеря: запах пота, лошадей, пищи, земли и отбросов. «Запах дома», — подумал Эндрю.

Земля была мокрой от росы. На небе сияли звезды.

Он добрался до форта и по ступеням поднялся на стену. Барни, который высматривал что-то внизу, тем не менее сразу вытянулся при его приходе. Пэт посмотрел на Эндрю виновато — он до сих пор не уехал в Суздаль.

— Простите, что побеспокоил вас, сэр, — встревожено сказал Барни, — но мне хотелось, чтобы вы это сами услышали.

Эндрю хотел было съязвить, что неплохо было бы сначала поставить в известность командира дивизии, а также старину Барри, который теперь командовал корпусом. Но потом решил промолчать, не показывая своего недовольства. Иногда сообщение по цепочке в соответствии с субординацией приводит к катастрофическим последствиям.

— Что там? — спросил он, пытаясь поплотнее завернуться в плащ — утренний холод пробирал до костей.

— Барни прав, Эндрю, — вмешался Пэт. — Послушай-ка сам.

Эндрю по-птичьи склонил голову к плечу и перегнулся через стену. Стоящие рядом замолчали.

Раздавался какой-то шорох, стук молотков, тихие голоса, едва слышные на фоне плеска волн.

— Это началось около полуночи, сэр. Послышалось несколько выстрелов, крик — похоже, кричал человек. Мы с парнями всю ночь глаз не сомкнули.

Эндрю посмотрел на восток. Небо уже начало

светлеть, приобретая красивый оттенок индиго, но до рассвета было еще далеко.

— Поднимайте людей.

Через несколько секунд сигнал «к оружию» разнесся по всему форту и дальше. С дальнего берега больше не было слышно шума; солдаты, ворча и ругаясь, занимали позиции. Всех интересовало, ради чего их подняли среди ночи. Эндрю отлично знал, что по традиции мерки, как и тугары, избегают ночных атак. Но в конце концов тугары нарушили устоявшиеся правила, и для армии Эндрю это едва не кончилось очень плачевно.

Минуты, казалось, тянутся бесконечно долго. Подошел ординарец с кружкой горячего чая и бутербродом. Отпивая обжигающий напиток, Эндрю смотрел на светлеющее небо. На юго-востоке поднялась вторая луна — совсем тоненький серп месяца, всего два дня после новолуния.

Середина реки терялась в тумане. Его бледные языки наползали на укрепления, дальний берег вообще был скрыт туманом, словно пеленой. Однако что-то там изменилось. Эндрю поднял бинокль, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, но туман и тусклый свет разгорающегося утра не позволяли рассмотреть вражеский берег как следует.

Тихо выругавшись, он допил чай и приказал ординарцу принести еще две кружки — для него самого и для Барни.

Небо продолжало светлеть, на востоке оно окрашивалось в нежно-алый цвет. Послышался вой нарг, потом грохот барабанов и звук сигнального рога. Внезапно раздалось низкое, леденящее душу завывание. Слов было не разобрать, но завывание становилось все громче.

— Молитва солнцу? — предположил Эндрю. В нем внезапно проснулся профессор, который смотрел на мир с жадным любопытством. — Мусульмане молятся на рассвете, может, и здесь то же самое?

Песня звучала, разносясь над степью, и достигла крещендо как раз в тот момент, когда над горизонтом показался край солнечного диска. Красный луч пробежал по степи.

Туман порозовел, по-прежнему укрывая дальний берег. Наконец солнце появилось целиком, и они сразу почувствовали его тепло.

— День будет теплый, — сказал Барни.

— Теперь туман быстро рассеется.

Эндрю направил бинокль на противоположный берег. На минуту в кисее тумана образовался просвет. На берегу шевелились сотни неясных теней.

— Люди? — шепнул Барни. Эндрю взглянул на него.

— Ты лучше видишь, — отозвался он. Он никак не мог решить, надо ему снимать очки или нет, когда он смотрит в бинокль или подзорную трубу.

— Я думаю, это люди, — сказал Барни.

— Не стрелять!

Зычный голос сержанта заставил Эндрю оглянуться.

Полдюжины людей — мужчин и женщин — вынырнули из тумана. Они шли по пояс в воде, махали руками и кричали.

— Что за черт? — прошептал Барни. Шестеро продолжали переходить реку, продвигаясь с ужасающей медлительностью. Эндрю снова вцепился в бинокль.