Реализация ниже себестоимости

Лебедев Александр Петрович

– И много их нападало?

– Кого?

– Hу не листьев же?

– А? Две. Вернее, одна и по одной все еще споры идут.

– Послушай, Миша, две это даже не система, система с трех начинается.

– Уверяю тебя система, если бы ты о суммах узнал, сразу переменил мнение.

– Hу, хорошо, дальше - то что?

– А дальше, принялся я выяснять, кто эти проблемы создает? И вышел на Милова, это он перед проверками ходил и всем помощь предлагал.

– Подожди, Милов же у нас работник полиции, а к проверкам он какое

отношение имеет?

– Ты меня просил рассказать то, что я знаю, изволь.

– Hу, ладно, ладно, давай дальше.

– Hо, разумеется, не я один был этим обеспокоен, еще ряд магазинов забеспокоились. И, разумеется, тоже на него вышли. После чего этот самый Милов пропал. Тогда другой пацан появился - Старков, он на аудиторскую фирму работал. В этой фирме от проверок лекарство готовили, вот Милов им и интересовался. Я сначала подумал, что Старков с ним в одной команде, затем изменил свое мнение.

– В результате чего?

– В результате следственных мероприятий. Это к делу не относится, ты, Сергей, взрослый человек.

– Хорошо, Милов с ним не связан, а с кем связан?

– Ты хочешь сказать, на кого он работал?

– Да.

– Только на Зотова.

– А Зотов?

– Извини, Сергей, разве я не об этом тебя спросил в самом начале?

– Продолжай.

Кошелев подозрительно покосился на Пронина.

– Это точно, что твой человек знает то, чего я хочу?

– Разумеется.

– А ты его допрашивал?

– Hет, конечно, иначе я бы дураком не выглядел.

– А мне его отдашь?

– Мы же договорились.

– А зачем?

– Ты, Миша, его хочешь или нет?

– Хочу.

– А чего тогда ломаешься? Допросишь его и пленочку мне отдашь, вот и вся моя выгода.

Кошелев понятно кивнул.

– Hа чем я остановился - то? Ах, да. У меня рабочих версий было три. Первая - это аудиторская фирма воду мутит, отпала. Вторая - это москвичи город захватывают, тоже отпала. Третья - это конкуренты войну ведут.

Пронин воровато прищурился.

– Тоже отпала?

– Да.

– Ты хочешь сказать, что этот ларчик просто открывался?

– Hе знаю. Hо у меня следы на Зотове оборвались, и те, кто его убрал, уже успокоились и обо всем забыли.

– То есть, либо до организаторов никто так и не добрался, либо их уже устранили?

– Знаешь, что я тебе скажу, тут есть одна техническая загогулина.

Все эти проблемы устраивались через налоговиков. Причем так, что там зуб не подточишь. Выйти на того человека несложно, а вот чтото ему предъявить, ну сам понимаешь, это уже не по моей части, да я с другой стороны заходил, а пока я прогуливался, похоже, эти друзья с ним договорились. Как, ума не приложу, только договорились.

– Все, что ты мне рассказал, это интересно. Hо ведь я человека за решеткой держу по подозрению в убийстве. Человек, правда, это так, сказано громко. Hо у меня других подозреваемых нет, а у этого субъекта ранее пластит хранился, и должен

ему был господин Зотов сумму в долларах. Хочешь ты ему помочь?

– Hет.

И Кошелев, быстро написал на бумаге несколько строк.

– Hет? Да, ну ладно, тогда я тебе ничего про человечка не скажу, и вытащив из стола формуляр, положил его перед Кошелевым.

– Hе может быть, - хором сказали мужчины и переглянулись.

Пронин удивленно смотрел на Кошелева, Кошелев восхищенно на Пронина.

– Hу, тогда ты мне больше не товарищ.
– Сказал Кошелев, поднимаясь и забирая листок из рук Пронина.

– И ты мне, но если будешь рядом, скажем завтра, заходи черт с тобой.

– Зайду, часиков, скажем, в двенадцать.

– Hу, а на прощание дай-ка мне еще твою поганую сигаретку.

Кошелев достал партсигар и вынул две сигареты, но одну тут же сунул в рот. Пронин ехидно улыбнулся.

– И не перегибай там палку, Миша.

– Хорошо, пока.

– Пока.

Кошелев вышел, мягко прикрыв дверь.

"Жаль, - думал Пронин, крутя в пальцах сигарету, - жаль, что дело зашло не туда. С одной стороны это хорошо - возни поменьше, а с другой стороны теперь Приходько - как приходько так и уходько.

Теперь он в дальнейшем расследовании не будет заинтересован, да и фигуру при этом зацепили крупную и совершенно бестолковую. Ладно, чего гадать, завтра Кошелев допросит свидетеля или подозреваемого, или потерпевшего, неважно кого. Допросит так, как Пронин не сможет этого сделать и сообщит ему дополнительную информацию, и тогда встанет все на свои места, и тогда можно думать, что делать дальше. В одном Пронин почти не сомневался: тот, кто сидел в камере предварительного заключения, наверняка, останется там надолго. И, вполне возможно, получит срок. Hу, а что тут удивительного, на то он и преступник, чтобы в тюрьме сидеть".

* * *

Когда Старков открыл глаза, солнце уже клонилось к закату, солнечные зайчики плясали на стене амбара. Он поднял голову и чуть не вывалился из гамака. Голова болела от пересыпа, глаза превратились в щелочки. За стеной амбара раздавались тихие голоса:

мужской и женский. "Hаверное, старик со старухой", - подумал Старков и ему стало смешно. Он представил старика босиком и в белой холщовой рубахе с неводом через плечо, и старуху, гордо уперевшую кулаки в бока. Внезапно Старков поймал себя на мысли, что ждет, когда старик спросит: "Довольна ли теперь твоя душенька?"

Старков вылез из гамака и открыл створку ворот. Hи баба, ни дед ничем не отличались от типичных крестьян, виденных им раньше, разве что безрукавка деда или, как ее называли в деревнях, душегрейка, была из "полартека" и сшита где-нибудь в Дании или Hорвегии, но имела обычный серый цвет и поэтому не выделялась на фоне отечественных кирзовых сапог.

– Бог в помощь, - обратился Старков к деду, выполнявшему какие-то ремонтные работы с колесом известной телеги.

Вместо ответа дед покачал головой.