Реализация
Шрифт:
Над входом висел зелёный транспарант с лозунгом: «Шпана всех стран, соединяйся». Буквы были выведены криво, издалека надпись походила на изображение вспенившейся морской волны.
– Издеваются, сволочи! — сплюнул Бекешин.
– Почему дом пустовал? — задал вопрос я.
– Здесь раньше купчик один жил, — сообщил Леонов. — Потом разорился, запил, выгнал жену, а сам подался в босяки. Не то замёрз где-то, не то сгорел. В общем, был человек и нет его. В гражданскую беляк квартировал — офицер-золотопогонник, заведовал
– А потом?
– Потом наши в город вошли. Золотопогонник тогда удрать со своими не успел — подранили его. Народ сюда и хлынул, из дома выволокли вместе с семейкой, устроили самосуд. И офицера этого порешили. Бабе его и дочке тоже досталось… А вот сын его куда-то утёк. Так и не нашли. Да не особо-то и искали. С той поры у местных дом и пользуется недоброй славой. Дескать, нечистая сила в нём поселилась, призрак офицера этого и его семейки. Потому здешние ходить сюда опасаются. Ну а шантрапе на всё наплевать. Тем более, Мамаю. Он ни в кого не верит.
– Спасибо за ликбез, товарищ Леонов, — поблагодарил я. — В общем, диспозиция такая: Бекешин обходит дом и контролирует с той стороны, Юхтин остаётся на улице. Мы с Леоновым заходим в дом и устраиваем чистку. В первую очередь интересует Мамай, остальное — постольку поскольку. Оружие применять… ну, на собственное усмотрение. Те, кто здесь засел, перестал быть обычным детьми, на них кровь многих неповинных людей. Видите, что вам угрожает опасность, стреляйте. Пусть лучше вы прикончите кого-то из засевших тут сявок, чем они убьют вас или покалечат. Любой суд станет на вашу сторону, даже самый гуманный на свете, — я усмехнулся, вспомнив «Кавказскую пленницу». — Всё, пора, товарищи.
С револьверами наготове мы ринулись на штурм обители.
И почти сразу в доме раздался оглушительный разбойничий свист.
– Атас, пацаны! Легавые!
Послышались взбудораженные голоса, звуки сдвигаемой мебели.
– Никак баррикады ставят? — хмыкнул Юхтин.
Леонов пальнул для острастки в воздух:
– Сдавайтесь, сволочи! Вы окружены.
– За мной, Пантелей!
Я вышиб запертую изнутри дверь плечом, почти сразу оказался в сенях. Под ногами противно заскрипели подгнившие половицы — того и гляди, не выдержат.
Тут было пусто, я кинулся к следующих дверям, покрытым какой-то копотью и засаленным ЧЕМ?. Позади с шумом задышал Леонов.
Он сослепу ткнулся в полку, приделанную к стене, загремели и посыпались какие-то чугунки, банки.
– Ах ты, собака!
Не оглядываясь на Пантелея (большой мальчик, сам разберётся), дёрнул ручку на себя, вырвав с той стороны дверной крючок с «мясом».
– Ух, блин!
Притолока оказалась низкой, пришлось склонить голову. И почти сразу возле меня промелькнуло что-то тёмное и тяжёлое. Я не сразу
Бил белобрысый парнишка с мутным взором, еле державшийся на ногах. Должно быть только по этой причине он промахнулся и не размозжил мне голову.
Что же, игра пошла по вполне взрослым правилам. Я двинул белобрысого ногой, он кубарем улетел куда-то вперёд от меня.
Ещё парочка совершенно чумазых недорослей, которых в полутьме смело можно было принять за представителей той самой нечистой силы, что боялись обыватели Выселок, разом накинулись на меня с двух сторон, зажимая в клещи.
Их не пугал револьвер в моих руках.
По странному взгляду (как не от мира сего) я понял, что парни обдолбаны марафетом по самое не хочу. И моя пушка не кажется им серьёзным аргументом.
Засверкали финские ножи.
– Стой! — крикнул я, скорее для успокоения совести. — Стой!
И, видя, что наркоманы не намерены слушаться, дважды нажал на спусковой крючок. Особо не целясь, лишь бы попасть. Хотя на такой дистанции промахнуться сложно.
Обдолбыши свалились на пол так же синхронно, как и напали. Комната сразу наполнилась едким запахом горелого пороха.
– Дяденька. Не убивай, дяденька! — из-за печки выглянуло чьё-то насмерть перепуганное лицо.
Я присмотрелся — судя по распущенным длинным волосам, это была девушка.
И почти сразу в поле внимания попал направленный ей в висок револьвер.
– Только дёрнись, сука легавая. Башку девке отстрелю! — предупредил невидимый голос.
– Мамай? — предположил я.
– Тебе какая разница? — Собеседник вместе с заложницей вышел из укрытия. — Допустим, Мамай. А ты кто такой будешь?
Он оказался ладно скроенным брюнетом с довольно породистой физиономией — всё-таки белая кость, голубая кровь.
– Начальник милиции Быстров.
– Ну, будем знакомы, Быстров. Век бы тебя не видел…
За его спиной стояло ещё четверо крепких ребят.
– Шпалер брось. Неужто пристрелишь девчонку? — сказал я. — Это ведь не так просто…
Он презрительно хмыкнул.
– Да ладно! Эту шалаву? Будь спок, дядя: шлёпну, и глазом не моргну. Ты лучше сам шпалер на пол бросай — если не хочешь потом её мозги соскребать.
– Ну ты и ушлёпок, — покачал головой я.
– Не тебе меня судить, легавый. Отпусти нас, дай уйти и больше никто не пострадает.
– Из-за тебя уже пострадали. Поезд сошёл с рельсов, погибли девять человек.
– Туда им и дорога, — зло бросил он.
– То есть ты признаёшь, что эта диверсия — твоих рук дело? — уставился я на него.
– А ты что — надписи на шпалах не видел? Конечно, моих, — с гордостью заявил Мамай. — Убедились, что ЦКШ — это сила? А, если ты нас не отпустишь, скоро будет и десятый труп. Давай, мусор, решайся!