Реальная угроза
Шрифт:
— Отличный корабль, сэр. Исследовательский фрегат типа «Гефест», спроектированный на базе крылатого боевого фрегата «Томагавк» с незначительными функциональными изменениями. Общая длина — двести семьдесят метров, ширина фюзеляжа — тридцать восемь, размах крыла — девяносто один, вес — сто двадцать тысяч тонн. В настоящее время это самый тяжёлый корабль, способный совершать аэродинамические манёвры в атмосфере. Вооружён по категории «D» — как сказано в спецификации, «на случай столкновения с враждебным внеземным разумом». — Тут я позволил себе слегка ухмыльнуться: внеземные цивилизации, враждебные или дружественные, по-прежнему оставались уделом фантастов да всяких параноиков-уфологов, склонных усматривать в любом неизученном космическом явлении проделки нечеловеческого разума. — Фрегат оснащён сверхсветовым приводом Ронкетти модельного ряда 641-KW и двумя парами асинхронных вакуумных
3
Один космический узел равен скорости света в вакууме.
— Всё правильно. Небось, баловались с этой моделью в виртуальной реальности?
— В общем… Да, сэр.
— Но «Марианна» не игрушечный корабль, а самый что ни на есть настоящий. И отправляемся мы не в учебный полёт. Мы летим на Тау-Четыре по заданию штаба. Вы готовы исполнять обязанности помощника штурмана?
У меня перехватило дыхание, а сердце застучало в бешеном темпе. Однако я нашёл в себе силы твёрдо ответить:
— Так точно, сэр, готов!
— Что ж, посмотрим.
Возле корабля отсутствовали обслуживающие машины и техники, что свидетельствовало о его полной готовности к старту. Мы подошли к трапу, встали на эскалатор и по движущейся дорожке поднялись на пятнадцатиметровую высоту к открытому люку посадочной шлюзовой камеры.
У люка нас встречал мужчина лет на пятнадцать старше меня с погонами командора. [4] Они с Павловым обменялись приветствиями.
— Шкипер Томассон, — сказал капитан, — познакомьтесь с курсантом Вильчинским. По распоряжению свыше он временно включён в состав вашей лётной команды.
Судя по реакции Томассона, для него это не было неожиданностью. Крепко пожав мне руку, он пригласил нас на борт «Марианны».
Миновав шлюзовой отсек и тамбур, мы вышли в коридор и поднялись на главную палубу, где располагалась рубка управления — ещё она называлась, по старой морской традиции, мостиком.
4
Командор — капитан 2 ранга, соответствует армейскому подполковнику.
В просторной рубке находилось полтора десятка человек, и среди них я насчитал одиннадцать членов лётно-навигационной службы — на левой стороне их форменных рубашек были значки с золотыми крылышками. Для полного комплекта не хватало ещё одного лётчика — то ли он просто отсутствовал, то ли я обчёлся, а может (сердце моё опять учащённо забилось), я могу стать тем самым двенадцатым, если не провалю экзамен…
— Господа, — произнёс Томассон. — Представляю вам курсанта Вильчинского. На время полёта к Тау-Четыре и обратно он будет одним из нас. Это всё. Объявляю полную предстартовую готовность. Всем свободным от вахты очистить мостик.
Менее чем через минуту в рубке, помимо нас с Павловым и Томассоном, осталось пять человек — связист, стюардесса и трое из лётной службы. На эту троицу я, по понятным причинам, обратил особое внимание. Двое парней лет тридцати — один худой и высокий, другой низенький и коренастый, — в звании суб-лейтенантов и стройная молодая женщина с двумя широкими нашивками на погонах — полный лейтенант. [5] О её возрасте я мог только гадать. Она была невысокая, изящная, с ладно скроенной фигурой и симпатичным, хоть и излишне строгим лицом. На первый взгляд она казалась лишь немногим старше меня, но, присмотревшись внимательнее, я решил, что ей под тридцать. Или даже за тридцать. Она явно принадлежала к той категории женщин, которые в промежутке между двадцатью и сорока годами существуют как бы вне времени.
5
Полный флотский лейтенант соответствует армейскому капитану, а суб-лейтенант — армейскому первому лейтенанту.
Павлов отошёл в сторону и сел в кресло перед деактивированным пультом второго помощника
— Итак, в составе вахты на мостике произошли изменения. Штурман — лейтенант Топалова, навигатор — суб-лейтенант Вебер, оператор вакуумного погружения — суб-лейтенант Гарсия, помощник штурмана — курсант Вильчинский, дежурный офицер связи — мичман Эндрюс, дежурная бортпроводница — младший сержант Каминская. По местам, господа.
Вместе с остальными я занял своё место, вдел в правое ухо миниатюрный наушник для получения голосовых сообщений от компьютера и, преодолевая вполне естественное волнение, попытался сосредоточиться на показаниях многочисленных приборов, которые в большинстве своём дублировали такие же приборы на штурманском пульте.
На кораблях третьего класса лётная вахта обычно состояла из четырёх офицеров (связист, а тем более стюардесса, не в счёт) — штурмана, его помощника, навигатора и оператора вакуумного погружения. Собственно говоря, все четверо были специалистами одного профиля и вместе делали одно дело — управляли кораблём. Просто каждый из них исполнял свою задачу: навигатор прокладывал курс, штурман с помощником вели корабль по курсу, а оператор погружения поддерживал необходимое состояние вакуума за бортом. Раньше, на заре межзвёздных полётов, эту функцию осуществлял инженер-физик, но позже, с усовершенствованием сверхветовых ходовых систем, физическая сторона процесса отошла на второй план, и теперь погружением ведал пилот. Или навигатор — особой разницы не было. Как таковая, должность навигатора присутствовала в штатных расписаниях отдельно от пилотской лишь в силу традиции. Да ещё потому, что навигатор был больше теоретиком, а пилот — практиком. Но хороший специалист должен быть одинаково силён как в теории, так и в практике, поэтому нередко случалось, что штатный пилот выполнял навигационные счисления, а навигатор нёс вахту на месте штурмана. В моём дипломе было указано: «пилот 4 класса, навигатор 4 класса» — это высшая квалификация, которую мог получить выпускник лётного колледжа. К примеру, Элис по пилотированию имела пятый класс, а по навигации только шестой, но при том считалась одной из лучших в нашем выпуске.
Томассон отдал приказ начать предстартовую проверку систем. В основном это была моя обязанность как помощника штурмана. Поначалу я волновался, боясь где-то ошибиться, что-то пропустить, но процедура была мне хорошо знакома, так что вскоре я успокоился и дело пошло на лад. Протестировав системы управления и получив доклады о готовности других корабельных служб, я передал сводный отчёт штурману Топаловой, а она, в свою очередь, отчиталась перед шкипером.
Командор Томассон вызвал диспетчерскую космодрома и запросил разрешение на старт. В ответ мы получили номер взлётной полосы, схему воздушного коридора и рассчитанный по секундам график полёта вплоть до выхода на орбиту.
— Выполняйте, — коротко бросил шкипер, откинулся на спинку кресла и попросил стюардессу приготовить кофе.
— Активизировать гравикомпенсаторы, — распорядилась Топалова. — Антигравы — мощность девяносто, отклонение ноль. Запустить реактивные двигатели.
— Есть, гравикомпенсаторы, — ответил я. Теперь сила тяжести на борту «Марианны» регулировалась искусственно и должна была оставаться на уровне 0,93 g, как на поверхности Октавии, независимо от ускорения корабля и внешних гравитационных полей. — Антигравы включены. Нагрузка на шасси — десять процентов. Реактивные двигатели запущены.
Топалова выдвинула штурвал и увеличила тягу. Корабль сдвинулся с места и, постепенно набирая скорость, покатился по рулёжной дорожке к указанной нам полосе. Благодаря антигравам, на шасси приходилась лишь одна десятая веса «Марианны», что исключало риск их повреждения. При всей прочности своей конструкции, они могли удерживать полный вес корабля лишь в состоянии покоя или при самом медленном передвижении.
Фрегат вырулил на взлётную полосу секунда в секунду по графику. Глядя на космодром с высоты двенадцатиэтажного здания, я думал о том, что аэродинамический взлёт для таких громадных кораблей как «Марианна» — чистейшее пижонство и напрасный расход термоядерного топлива. Куда проще, быстрее и экономичнее было бы поднять фрегат на антигравах, придать ему вертикальное положение и уже тогда запустить реактивные двигатели. Но при этом терялась вся эстетика взлёта — а людям всегда было присуще стремление к красоте, которая, как известно, требует жертв.