Реально смешное фэнтези
Шрифт:
За отелем «Голливуд», основанным, по слухам, еще во времена испанской Конкисты, [45] рядом с напоминающим мавзолей Китайским театром Граумана и бетонной площадкой с отпечатками рук и ног знаменитостей, служившей местом паломничества их обожателей, развернул свою предпринимательскую деятельность карлик Анжело, торговавший газетами. Порой можно было видеть, как Анжело кидается через бульвар Голливуд с пачкой газет наперерез автомобилям, размахивая куском белого картона, чтобы водители видели, что это не просто сухой лист, подхваченный ветром. Когда-то Анжело тоже был причастен к кинобизнесу.
45
Калифорния
Однажды, стоя бок о бок в толпе, размахивая руками и вопя, Дороти, Анжела и Луанна приветствовали не кого иного, как самого Роберта Каммингса, проезжавшего в автомобиле со своим семейством, и он тоже махал им в ответ и улыбался — правда, не вопил.
Не раз они судорожно хватались друг за друга, когда по бульвару, совсем как простой смертный, проходил знаменитый кинозлодей Портер Холл. Вид у него при этом был отнюдь не злодейский, а щегольской и цветущий; однажды он даже приподнял свою щегольскую шляпу и сказал:
— Привет, прекрасные дамы!
Прекрасные дамы!
Что же до фигур более крупных, чем Роберт Каммингс или Портер Холл, то они редко попадались девушкам, так сказать, живьем. Лишь время от времени, раз в сто лет, мимо них проносились лимузины с кем-нибудь из Самых-Самых, соизволивших одарить их своим минутным появлением. Тайрон. Лана. Лорен и Боги. Бегт. Ава. Джоан. Кларк. [46]
В городе, выросшем вокруг предприятий какой-нибудь компании, каждый, естественно, стремится устроиться на одно из этих предприятий. В Голливуде подобной компании нет. Здесь есть киноиндустрия. И хотя никто из родителей Дороти, Анжелы и Луанны никогда не был хоть сколько-нибудь заметной звездой, девушки, естественно, мечтали тем не менее о том, что станут когда-нибудь настоящими знаменитостями.
46
Предположительно имеются в виду американские киноактеры Тайрон Пауэр (1914–1958), Лана Тернер (1920–1995), Лорен Бэколл (1924), Хэмфри Богарт (1899–1986), Бетт Дэвис (1908–1989), Ава Гарднер (1922–1990), Джоан Кроуфорд (1904/05?-1977), Кларк Гейбл (1901–1960).
Посторонний, случись ему попасть в царство низких, покрытых чешуей пальм и оштукатуренных домов в псевдоиспанском стиле, выстроившихся у подножия голливудских холмов, где городской смог смешивается с океанскими испарениями, увидел бы просто трех самых обыкновенных девушек-тинейджеров в модных юбках-джерси или в бриджах, с пушистыми прическами с начесом или подстриженных «под пажа». У одной из них (Дороти) были большие черные глаза и довольно нескладная фигура; другая (Анжела) была сплющенной со всех сторон высокой блондинкой, а лицо ее запоминалось прежде всего веснушками и прыщами; третья (Луанна) обладала великолепным цветом лица и пышной грудью, но ноги ее были слишком короткими, а бедра толстыми.
Однако сами девушки отнюдь не считали себя обыкновенными. Они были Дочерьми Голливуда, родом из Царства Кино, и незначительные изъяны вроде не вполне идеальной внешности были лишь временной помехой, которую предстояло преодолеть. А пока они учились в Калифорнийском университете и с большим трудом переносили академическое занудство. (Подумать только! Занятия по английскому! Как будто они какие-нибудь иностранцы.) Весь жар своей души они отдавали освоению драматического искусства.
Если
Давало ли все это какие-нибудь результаты?
Ну как сказать…
Луанне, по крайней мере, однажды удалось поработать моделью — в одном из журналов был напечатан ее погрудный снимок.
А Анжела даже снялась как-то в сцене студенческих волнений. (Не подумайте, что волнения были вызваны политической реакцией начала 50-х. Молодежь в фильме боролась за свое право иметь новое, более просторное футбольное поле.)
Но это были редкие счастливые случаи, которые больше не повторялись.
А у Дороти вообще никаких случаев не было.
Ей оставалось только вздыхать.
Последней соломинкой явилось объявление, вывешенное в витрине демонстрационного зала:
«Спешите записаться! Представление на открытом воздухе! НУЖНА СОТНЯ ДЕВУШЕК в возрасте от 13 до 19 лет. ДЕВУШКИ! ДЕВУШКИ! ДЕВУШКИ!»
Она зашла. Уж если им нужна сотня…
— Вы нам не подходите.
— Но почему?!
— Милочка, — объяснила ей женщина, восседающая за столом, заваленным заявлениями о приеме, — кто, по-твоему, смотрит подобные развлечения? Мужчины! — (Это слово она произнесла так, как могла бы произнести «лобковые вши».) — Дело в том, дорогая, — продолжила она, — что среднего американского мужчину так и не отняли от материнской груди. Если девушка не отличается ничем особенным в области молочных желез, если фигура у нее недостаточно «полная» (но полная чего, спрашивается?), то Мистер Средний Американец считает, что его надули. Кретин!
Внезапно Дороти осознала сразу три вещи. Что, во-первых, у женщины тоже неважно с молочными железами. Что, во-вторых, она надежно завладела рукой Дороти и, похоже, стремится завладеть и другими частями ее тела. И что, в-третьих, ей хочется немедленно покинуть помещение.
Что она и сделала.
А может, ей надо было остаться? Нет уж!
Она шла очень быстро. Потом пошла еще быстрее. Потом побежала. Споткнулась. Остановилась и заплакала. Она не рыдала, просто плакала.
И всхлипывала.
В этот момент Дороти заметила отражение своей стройной маленькой фигурки в витрине магазина. И, даже пребывая в тоске и печали, подумала, что в фильме кто-нибудь обязательно подошел бы к ней и спросил: «Девушка, почему вы плачете?»
— Девушка, почему вы плачете? — спросил мужской голос у нее за спиной.
Это был поистине волнующий момент. Но к радостному возбуждению нашей героини примешивалась настороженность. Ибо это не был голос красивого свежеиспеченного Американского Юноши с белозубой кукурузнохлопьевой улыбкой — увы, в нем явственно звучал иностранный акцент.
Дороти подняла голову. Может быть, мужчина был высок, красив и темноволос? Ничего подобного. Он был невзрачным коротышкой. Что у него было темное, даже землистое, так это кожа. И большие блестящие глаза. Конечно, само по себе это было не так уж страшно. Она уже давно убедилась, что даже самые свежеиспеченные Американские Юноши не гнушаются тем, чтобы заманить ее в какой-нибудь раздолбанный «нэш», «шевроле» или «студебеккер», пропахший смазкой, где ведут себя довольно нахально. Она осторожно втянула носом воздух. Смазкой не пахло. Зато чувствовался какой-то другой запах. Довольно странный. Но нельзя сказать, чтобы противный.