Реальное и призрачное. Искусство управлять судьбой
Шрифт:
Этот вдумчивый человек отнюдь не стремился ограничить свои размышления о причинах банальными рассуждениями о безнравственности современного общества и кармических прегрешениях. Его подход к проблеме был значительно шире, и мы принялись обсуждать энергоинформационную природу различных фантомных явлений. Бхаттхачан первым заговорил о перемещениях во времени, и по просьбе Матилала я пересказал ему ту историю об исчезновении поезда с детьми, которую поведал нам Максим. Настоятель выслушал меня очень внимательно, а затем спросил:
– В чем, по вашему мнению, состоит главная сложность объяснения этого случая?
– Сложностей много, и трудно отделить главное
– Вы рассуждаете, доктор, исходя из того, что перед ними стоял реальный выбор – остаться в будущем или вернуться назад, в свое время. У них не было такого выбора. Конечно, эти учителя являлись людьми сталинской эпохи, и им показалась чуждой и враждебной обстановка Санкт-Петербурга 90-х годов, Но дело не в этом.
– А в чем же? – включился в разговор Матилал.
– Когда поезд попал под воздействие аномальной зоны, внезапно образовавшейся на пути следования, произошла дематериализация и людей, ехавших в нем, и самого пассажирского состава. В будущее спроецировались их энергоинформационные двойники, одушевленные голограммы, так сказать. Сами эти фантомы считали себя и свой поезд-призрак реальными, однако не были таковыми в полной мере в силу своей невнимательности. Наши современники, узревшие на вокзале этих визитеров из прошлого, воспринимали именно призраков, но не понимали этого.
– И что же? В этом своем призрачном состоянии люди ничего не могли сделать, не имели свободы воли? – продолжал интересоваться мой друг.
– Вы, Матилал, увлекаетесь книжками, повествующими о путешествиях обычных людей во времени? Писатели любят сочинять истории о том, как какой-нибудь безответственный чудак попал в будущее или прошлое и что-нибудь там по своему произволу натворил, а потом вернулся в настоящее и обнаружил результаты своих действий. Подобные сюжеты, как я слышал, положены в основу множества западных кинофильмов, особенно голливудских. Но все это наивные выдумки. Те, кто действительно серьезно занимается созерцанием, духовной практикой, знают по собственному опыту, что вполне возможно навестить не только будущее или прошлое, но и параллельные миры, отстающие от нашего либо обгоняющие его на столетия или всего лишь на краткий миг. Но действовать в другом времени и в параллельных мирах гость не может именно потому, что появляется там в качестве фантома. Он способен приобрести в подобных путешествиях новые знания, испытать сильные эмоциональные переживания, а иногда и вступить в поверхностный контакт с окружающими. Но что бы он ни попытался сделать, ни к каким следствиям это не приведет. Когда исчерпает себя энергия, переместившая призрак в другой мир или в иное время, он немедленно возвратится туда, где протекает его реальное существование.
– А как же фантомы умерших? Куда они возвращаются? – спросил я.
– Никуда. Они попросту теряют воспринимаемый облик, – ответил Бхаттхачан и продолжал: – Пассажиры того поезда если бы и решили остаться навсегда в Санкт-Петербурге, то и в этом случае обязательно вернулись бы в 1952 год, ничего не изменив ни в своей судьбе, ни в истории. Для реальных действий необходима материальная составляющая, а они были лишь призраками.
– А каким образом те, кто практикует созерцание, навещают другое время или другие миры? – полюбопытствовал Матилал.
– Я могу говорить только о буддийских монахах, достигших высокого уровня. Они входят в особое
чем ушам, и зрелище чудес помогает им уверовать в учение Будды.
– Значит, фантомы все-таки могут что-то изменить? – настаивал Матилал.
– Я сказал не о всяких фантомах, а только о магических творениях выдающихся монахов-созерцателей, посланных для проповеди Учения. Они преобразуют человеческое сознание, а не материальную среду.
Мне не терпелось поподробнее узнать о деятельности Бхаттхачана в его бытность врачом. Дело в том, что в студенческие годы я ничего не слыхал о переливании мертвой крови – на лекциях об этом не говорили. Впервые узнал я об этой проблеме от старого доктора, ветерана Великой Отечественной войны Ивана Петровича К., который и сообщил мне о достижениях в этой области нашего российского хирурга С. С. Юдина. В 1930 году Юдин в клинических стерильных условиях осуществил переливание крови от мертвого донора пациенту, пострадавшему в автокатастрофе.
Был у Юдина, как рассказал мне Иван Петрович, и предшественник – рядовой земский врач Кузьма Пантелеймонович Янгель, осуществивший рискованный эксперимент на самом себе. В молодости, работая в трудных условиях нищего российского захолустья, он подхватил туберкулез легких, попросту говоря, чахотку. В ту пору лечить эту болезнь как следует не умели, поскольку антибиотики еще не были известны.
Кузьма Пантелеймонович видел, что туберкулез развивается у него скоротечно в открытой форме, и осознавал неутешительный исход своего заболевания. Будучи человеком начитанным и регулярно следившим за медицинской литературой, он инте-зе
ресовался идеями великого Склифосовского относительно возможной пользы мертвой крови при лечении травм и тяжелых инфекций. В своих статьях Н. В. Склифосовский подробно об этом писал, но оговаривался, что едва ли объявится доброволец, готовый провести опыт на собственном организме. Янгелю терять было нечего, и он решился послужить науке.
Вскоре представился подходящий случай. Молодая, здоровая крестьянка получила во время сенокоса травму, несовместимую с жизнью. Ее доставили в амбулаторию еще живую, но через час женщина скончалась. Ничего не говоря родственникам покойной, Янгель произвел небольшой по объему забор мертвой крови. Затем обработал ее специальным дезинфицирующим раствором, содержащим мизерную дозу чрезвычайно ядовитого вещества. Следует сказать, что земский врач, замышляя свой эксперимент, все же надеялся извлечь и возможную пользу для собственного исцеления – а вдруг организм, пораженный чахоткой, мобилизует все защитные силы, получив такую биохимическую встряску?
Введя себе мертвую кровь, Янгель пожелал составить полный отчет о ходе эксперимента и привлек к протоколированию свою супругу, сестру милосердия. Ей предстояло записывать все, что будет происходить с «экспериментальным объектом», то есть с ним самим. Кузьма Пантелеймонович вовсе не был вульгарным материалистом и хорошо знал, что во многих религиях кровь считается субстратом души. А поэтому он потребовал, чтобы жена фиксировала не только изменения его физического состояния, но и сопровождающие психические феномены, если таковые возникнут.