Реальность 7.11
Шрифт:
Линии заглушки. Это условное название, надо же их как-то обозначать. Невидимые линии, отграничивающие одну область города от другой. Сначала я думал, что они совпадают с границами секторов. Но нет: судя по тому, как изменяется и гаснет сигнал в черепе Афидмана, это такие большие плавные дуги, одна из которых недвусмысленно следует за изгибами Второго Транспортного Кольца. Другая, предположительно, проходит по окраинам, пересекая цепочку полупустых районов, протянувшихся от южного до северного края Таблицы. Вполне вероятно, что дуги продолжаются и дальше, замыкаются, берут город в невидимые кольца, но этого мы выяснить не смогли. Путь на юго-восток нам преграждает закрытый сектор лантаноидов. Можно было б, конечно, обогнуть Центр по Первому Кольцу и, съехав с него на западную трассу, продолжить изыскания… Но мы не рискнули приближаться к Башне. Точнее, я не рискнул. В её гордом шпиле, в её массивном подножии мне всё чаще мерещится скрытая угроза. Как будто я случайно подслушал тайну, знание которой делает подслушавшего мишенью для тёмных сил.
Впрочем, хватит об этом. Наш главный поставщик сведений
Поначалу я решил, что ога просто клонит в сон, но глаза его, стекленея и затуманиваясь… (Пробел в записи).
«…Их уводят куда-то…» — «Всех?» — «Нет. Им нужны только белые». — Он и говорил, будто медиум в трансе: медленно, иногда с запинками, но отчётливо. «Что это значит, Эд?» — громко и встревоженно спросил Алекс. Я сделал ему знак говорить потише. «Можешь описать тех, кто уводит?» — «Страшные, большие люди… Некоторые изломанные, другие… к чему-то пристёгнуты… к чему-то большому». — «Легионеры?» — шёпотом сказал Бор, глядя на меня поверх светлой головы ога. «Похоже на то. И эмпаты с ними».
Это было загадочно: согласно официальным данным, облава на АКУ назначена на послезавтра. Похоже, Координатор решил ускорить процесс. Но размышлять о причинах времени не было. Я вдруг сообразил, чем это чревато, если мы в разгар облавы столкнёмся с легионерами. И Алекс тоже. Не дожидаясь моей команды, он газанул с места. «Ты бы поласковей с техникой, — посоветовал я. — Зенон же с тебя голову снимет!» — «Что важнее? — сквозь зубы сказал он. — Машина — или…» — «Не буду спорить». Из-за его плеча я глянул на навигатор. Мы двигались в сторону окраин. Разумный выбор, но Алекс мчался как умалишённый, наращивая скорость, и от этого мне вдруг поплохело. Сам не знаю, чего я так резко испугался. Может быть, того, что водитель не сумеет вовремя остановиться. Того, что мы, сами того не замечая, протараним невидимую границу и окажемся в зоне трансформации — совсем не готовые к этому, беспомощные, всецело зависящие от единственного проводника… Нет, я ни на секунду не усомнился в порядочности Бора. Но у меня не было никакой преграды от этого страха. Он нарастал с каждым пройденным метром, лавинообразно, грозя переродиться в неконтролируемую панику… Когда она подобралась вплотную, какой-то инстинкт самосохранения заставил меня закричать. Тогда машина остановилась.
«Что с тобой, Эд?» — Я услышал это сквозь металлический грохот в ушах. «Ничего. Мне надо на воздух». На ватных ногах я выбрался из салона, рухнул на какой-то камень и стал заново учиться дышать. Алекс заглушил мотор, и они с огом вышли тоже. «Кажется, мы достаточно далеко». — «Угу…» — «Тут одни сплошные руины…» Я поднял лицо к серому небу. Оно наградило меня парой холодных капель. Было приятно чувствовать прохладу. Эта парочка беззаботно бродила где-то поблизости — я слышал негромкие переговоры и скрип щебня то справа, то слева от себя. Потом Алекс приблизился. «Ну как? Тебе лучше?» — «Потихоньку легчает». — «Но это… не Изменение, нет?» — обеспокоенно спросил он. «С чего ты взял?» — «Я слышал, что все эмпаты страдают от этого». — «Я не эмпат». — «Ну да…» Помолчав с минуту, он сообщил: «Мы бы всё равно не сумели проехать дальше. Афидман говорит, ему нельзя выходить из города». — «Без объяснения причин, разумеется?» — «Это что, сарказм?» — «Твой ог битком набит загадками и секретами, — пояснил я. — И при этом — почти никакой рефлексии. Тяжёлый случай». — «Воспринимай это как вызов». — «Челлендж?» — уточнил я. «Ну да, челлендж. Самое главное — не раздражаться». — «А что, с тобой бывало?» — «Бывает иногда, — вздохнул Алекс. — Какие-то вещи он понимает с полуслова и делает с первого раза, но только если это не противоречит его внутренним… установлениям. А иногда… хоть кол на голове теши. Только смотрит на тебя и хлопает глазами. Короче, косит под дурачка. Раздражает». — «Ну, например?» — подстегнул я. «Например, упорно не желает спать на кровати. Ну ни в какую! Обязательно устроится на коврике в углу, как собачонка». — «Может, высоты боится?» — пошутил я. Алекс не понял юмора. «Ну да, наверно, ему так спокойнее. Я уже рукой махнул». При этих словах мне подумалось, что человеческая натура всё же непостоянна. Если Бор пускает на самотёк воспитание ога, это может быть первым знаком того, что живая игрушка ему надоела. Как бы в ответ на мои подозрения, Алекс продолжил: «Но тяжелее всего другое: его нечеловеческие стандарты. Ну… то есть, в некотором смысле он — очень однобокое существо. Допустим, предательство, ложь, двурушничество — он этого просто не понимает. Не в том смысле, что он сознательный противник лжи… Просто в его картине мира этих вещей нет. Вообще. Они там не помещаются». — «Погоди-погоди, — прервал я. — Иными словами, концепции лжи и предательства ему неизвестны?» — Бор кивнул с плохо скрываемой гордостью. «В этом смысле он точно не человек». Или модель Адама до грехопадения, прибавил я мысленно. А вслух сказал, поднимаясь: «Там, на Фабрике, их вряд ли учили чему-либо. По сравнению с людьми Афидман кажется ограниченным, но среди особей своего рода он — несомненный
Упомянутый базис сидел на корточках посреди развалин, рассматривая чахлый зелёный росток, каким-то чудом пробившийся сквозь решётку старого уличного стока. Это был широко распространённый сорняк, достаточно крепкий для того, чтобы выжить даже в Таблице. Над двумя вытянутыми фигурными листами покачивался тонкий, прямой как стрела стебелёк, увенчанный белым пушистым шаром. На лице у Афидмана… нет, я даже не могу передать, что это была за странная смесь эмоций! Очевидно, это была его первая встреча с флорой.
«Смотри-ка, цветок! — как ни в чём не бывало заметил Алекс, тоже присаживаясь на корточки. — Каким ветром его сюда занесло?» — «Это очень старый квартал», — машинально отозвался я. «Алексбор, — сказал ог (именно так, в одно слово). — Алексбор, что это?» — «Это называется растение». — «Оно живое?» — «Да». Я вмешался: «Растения не могут ходить и разговаривать, но они пьют воду, дышат и чувствуют свет». — «У него… есть имя?» — совсем тоненько и неуверенно спросил Афидман. «Только то, которое дали люди». Я ещё рылся в памяти, откапывая название сорняка, когда Алекс сказал: «Одуванчик».
Действительно, это был одуванчик. Я почувствовал досаду от того, что меня опередили. Хотя кому как не транзитнику помнить о вещах, произрастающих во внешнем мире. Бор указательным пальцем коснулся белых пушинок. «Хочешь фокус? — спросил он у ога. — Подуй сюда. Вот так». Он вытянул губы трубочкой и дохнул; дуновение взметнуло прядь на виске у Афидмана. Ог кивнул серьёзно, даже торжественно. Приблизив лицо к цветку почти вплотную, он повторил действие Алекса. Одуванчик не подвёл: красиво выстрелил в воздух цепочкой белых парашютиков. Пушинки, сбившись в кучку, зависли над землёй, но затем, приподнятые ветром, всё-таки разлетелись и лениво поплыли в разные стороны. Одну, дрейфовавшую мимо, я поймал на ладонь. Еле уловимое, слабо щекочущее прикосновение. «Фокус?» — полувопросительно сказал Афидман, и я, внезапно для себя, возразил: «Нет, это был не фокус. Это, селезёнкой клянусь, контакт». — «Да, — с широкой улыбкой подтвердил Алекс. — Тут ты, пожалуй, прав». И ог повторил, закрепляя в памяти новое слово: «Контакт».
Вечером позвонил Трясуто, страстно, одышливо посопел в трубку и только после моего третьего раздражённого «слушаю!» подал голос: «Приветики, Эд, ты куда подевался?» — «Никуда, — ответил я как можно спокойнее. — Вот, с тобой беседую». — «Ну да, ну да, — заюлило это чмо. — Просто тебя не было на облаве, а жаль: вместе-то было бы веселее, бодрее было бы вместе…» — «Это ты по приказу Джаму меня пасёшь?» — в лоб спросил я. Его реакция была предсказуемой: «Да бог с тобой, Эд! Я просто так позвонил, поинтересоваться. Вдруг ты прихворнул или ещё чего…» — «Я здоров. Просто работы много». Это было почти правдой, не придерёшься. И, прежде чем он смог задать новый вопрос, я применил встречную тактику: «Так что там с облавой? Я думал, она послезавтра». Трясуто охотно ударился в объяснения. «Чаще надо в рассылку заглядывать! — с торжеством объявил он. — Сколько раз я тебе говорил, Эд, что нельзя быть таким рассеянным?» Нисколько, но Трясуто уже всецело уверовал в свою роль заботливой мамаши. Опуская большую часть его сюсюканья, резюмирую то, что касается облавы. Легионерам при помощи «Аримаспи» удалось обнаружить и изолировать триста пятьдесят пять огов. Негусто. Почти столько же погибло в первые сутки после обрушения Купола. Местонахождение двухсот шестидесяти двух оставалось неизвестным. Тут я мог дополнить, используя информацию, полученную от волонтёров. «Следует искать на чёрном рынке. Говорят, они пользуются бешеным спросом». Он хихикнул. «Неудивительно. Они же безотказные, ты не знал? Сделают любое, что им велят… Надо было припрятать хотя бы парочку». Ужасно хотелось вмазать ему прямо сейчас. Всадить кулак поглубже в это болтливое сало. И я ответил с затаённой ненавистью: «Правда? А я и не знал, что ты такое педо». Трясуто неуверенно засмеялся. «Что за дурацкие шутки, Эд? Я не извращенец! Но я никогда не упускаю возможности заработать…» Тут я понял, чем он всегда был мне противен — вот этой своей искренней низостью, неотделимой от его натуры. Его робкие попытки подружиться со мной брали начало из того же источника. «Значит, ты авантюрист, Юсуто», — сказал я и, сославшись на занятость, завершил разговор.
Сразу вслед за этим меня накрыла экзистенциальная мрачность. Это нормально, это со мной случается не впервые. Однако из-за неё неизбежные будущие неприятности рисовались мне в преувеличенно чёрном свете. Неучастие в облаве могло плохо отразиться на моей позиции в «Аримаспи». Сколько ещё дней я смогу безнаказанно избегать Командующего Джаму? Срок моей явки, отложенной из-за облавы, скорее всего, придвинулся ближе. Но я не мог заставить себя просмотреть почту. Это было бы всё равно что вдохнуть повторную порцию яда, от которого я только что исцелился. Вместо этого я… (Конец записи).