Реальность мифов

Фромер Владимир

И вдруг Харель узнал по своим каналам о деле Бен-Барки. Чувство удовлетворения, смешанного с горечью, овладело им. Ведь он же предупреждал, говорил…

Ловушка для Бен-Барки

После Войны за независимость Израиль, прижатый к морю, окруженный со всех сторон врагами, оказался герметически замкнутым в своих границах. Чтобы прорвать эту изоляцию, Мосад еще в начале шестидесятых годов установил секретные связи с Марокко, Ираном, Эфиопией и Турцией, охватив таким образом своих арабских соседей в кольцо из стран «третьего мира». Особое же значение и Харель, и Амит придавали развитию тайного сотрудничества с Марокко. К моменту образования государства Израиль в Марокко —

тогда французской колонии — проживало около полумиллиона евреев. Это была самая значительная еврейская община в арабском мире.

Французская колониальная империя уже трещала по всем швам. Марокканский султан Мухаммед Пятый отказался стать марионеткой колониального режима и был выслан из страны. Неожиданно для всех султан, род которого восходил к пророку Мухаммеду, присоединился к радикальному движению «Демократический фронт национального освобождения» и фактически его возглавил. В 1956 году Марокко добилось государственной независимости. Мухаммед, ставший правителем страны, терпел существование левых партий — вчерашних союзников — и даже позволил провести парламентские выборы.

Мухаммед был прост в обращении, неприхотлив, одевался скромно, не предавался излишествам. К своим еврейским подданным относился хорошо. Уравнял их в правах с мусульманами, даровал право голоса. «И мусульмане, и евреи — мои дети, — говорил он, — и я в равной степени обязан заботиться о тех и о других». Но дети ведь не всегда знают, что для них хорошо, а что плохо. Об их благе должен печься отец. Руководствуясь этим соображением, султан запретил репатриацию «своих» евреев в Израиль. При нем марокканские евреи переправлялись на Землю обетованную нелегально.

В 1961 году, после смерти Мухаммеда Пятого, на престол вступил его сын Хасан Второй, принявший королевский титул. Хасан, в юности сопровождавший отца во всех походах, получил хорошее европейское образование, отличался решительностью, хладнокровием, прагматичностью. Его правление, изнурившее страну, продолжалось почти четыре десятилетия. Вот только незаурядный ум его был пустым, мертвым. Ибо живой ум черпает силу из сердца, а у Хасана этот орган исполнял чисто физиологические функции.

Став монархом, Хасан быстро понял, какую опасность представляют для его власти республиканские арабские режимы в Ираке и в Сирии, в Алжире и в Египте. Ему нужен был союзник, и никто не подходил для этой роли лучше Израиля. Хасан начал с того, что разрешил свободную репатриацию марокканских евреев. Не бесплатно, конечно. Уезжали ведь ремесленники, торговцы и вообще самые предприимчивые из его подданных. Израиль охотно согласился компенсировать ущерб. За каждую еврейскую голову король получал 250 долларов. За годы правления Хасана в Израиль из Марокко переселилось в общей сложности свыше четверти миллиона евреев. Король заработал весьма неплохо.

Для Израиля же плацдарм в арабском мире был даром небес. Мосад помог марокканцам создать разведку, отвечающую современным требованиям. По личной просьбе короля Хасана его охрану взяли на себя бывшие марокканские евреи, прошедшие спецобучение в Израиле.

Но и Меиру Амиту грех было жаловаться. Мосад построил в Рабате станцию прослушивания, добывавшую ценные сведения. Агенты Амита переправлялись из Марокко в другие арабские страны. Сам начальник Мосада несколько раз тайно приезжал в Марокко, встречался с Хасаном и с его доверенным лицом министром внутренних дел Мухаммедом Офкиром. Сотрудничество между обеими странами, хоть и тайное, было взаимовыгодным и открывало возможности, которыми Амит дорожил чрезвычайно. Секретные встречи между израильскими и арабскими лидерами неоднократно проводились в королевских дворцах Марокко под эгидой монарха-либерала. Особенно умиляло отношение короля к его еврейским подданным. Королевская опека надежно ограждала их от скверны окружающего мира. Еще в 1958 году, будучи наследником престола, Хасан первым в арабском мире заявил, что существование Израиля —

это свершившийся факт, с которым арабы должны смириться. Он даже предложил принять Израиль в Лигу арабских государств.

* * *

В жизнеописании Калигулы Светонию вдруг изменяет беспристрастность историка, и он пишет: «До сих пор речь шла о правителе, далее придется говорить о чудовище».

Король Хасан считался «другом Запада». Его похороны с парадом королей, президентов, премьер-министров, съехавшихся со всего мира, походили на грандиозное шоу. В его стране есть оппозиционные партии, парламент и даже конституция. Король элегантно, со вкусом одевался, часто принимал иностранных гостей и вообще любил порассуждать о преимуществах просвещенно-либеральной монархии над другими формами государственного устройства.

Но все это лишь фасад, лицевая сторона. За либеральной маской, носимой с такой ловкостью, что она как бы приросла к лицу, скрывался коварный восточный деспот, каким-то чудом перенесенный прямо из средневековья в наши дни. Король считал себя мыслителем. Любил изрекать афоризмы. Вот некоторые из них: «Истина — это только то, что навязано силой. Ореол — привилегия победителя. Лишь власть дает подлинное могущество. Слово короля значит больше, чем жизнь любого его подданного. Опираться надо на тех, кто верит, а не на тех, кто умничает».

Недруги короля говорили, что его мать, негритянская рабыня, подаренная султану Мухаммеду одним из шейхов, взошла на ложе своего нового повелителя уже беременной. Поэтому враги называли Хасана ублюдком и утверждали, что в его жилах нет ни капли королевской крови.

Страной правила насквозь коррумпированная клика королевских родственников и прихлебателей. Уровень жизни подавляющего большинства населения оставался в правление Хасана слишком низким даже для Африки. Треть жителей Марокко — семь миллионов человек — страдала от хронического недоедания, в то время как король и его приближенные буквально купались в роскоши.

Всюду — в Рабате, в Танжере, в Маракеше, в Фесе, в Касабланке, на юге Франции и в Соединенных Штатах — возвышаются королевские дворцы, радуя глаз изяществом линий, зелеными беседками, миртовыми оградами, изобилием плодов и цветов. Краны, ванны и даже писсуары в этих жемчужинах зодческого искусства сделаны из чистого золота. Вряд ли Хасан подозревал, что именно ему довелось осуществить мечту Владимира Ильича Ленина…

Особенно хорош королевский дворец в Рабате — с высокими башнями и легкими аркадами, с хрупкими настенными узорами и пышными террасами, утопающий в свежем великолепии громадного сада. А рядом с дворцом находится старинное мрачное строение, надежно укрытое обступившими его со всех сторон деревьями. Это Дар Аль-Мукри — королевская тюрьма. Толстые стены поглощают вопли несчастных — ни один стон не прорвется наружу. Здесь пытают врагов короля, а также их жен и детей. Король, не чуждаясь ничего человеческого, иногда посещал подземелья, где вовсю кипела работа. Заранее предупрежденные палачи готовили для своего повелителя что-нибудь особенно пикантное. Тела замученных закапывали прямо в аллеях сада, и, прогуливаясь, Хасан испытывал приятное чувство от сознания, что он попирает ногами могилы своих врагов…

Марокканский оппозиционер Муман Диори, герой борьбы с французскими колонизаторами, просидевший в каменном мешке размером 4 на 2 метра много лет и лишь чудом вырвавшийся на свободу, вспоминает:

«Мне казалось, что я нахожусь на дне колодца. Сначала я услышал детские рыдания — тихие, полные такого безысходного горя, что сразу заледенело сердце. Когда глаза немного привыкли к полумраку, я стал различать фигуры женщин и мужчин, подвешенные вниз головой к крюкам на потолке. Вокруг, в крови и блевотине, сидели дети с лицами сопливыми, грязными, опухшими от слез и смотрели на муки своих родителей. В подземелье устоялся смрадный запах гнили и гноя. Выдержать этого я не мог — меня сразу вывернуло наизнанку…»