Реальный мир

Кирино Нацуо

Он говорит – «лозунг». Но ведь здесь не Китай! Правильно ли будет использовать подобные затасканные выражения? И все это потому, что он не понимает сущности «непоправимости». Я почувствовала, что Червяк для меня ничего не значит, не больше, чем чужеродное тело или ядовитое вещество.

– Меня не спрашивайте, я в этом не разбираюсь. Кстати, а где вы в Каруидзава?

– Мы только что вышли из кафе-рамэн, что около шоссе № 18. И думаем зайти в мини-маркет.

– Ну что ж. Будьте осторожны, – сказала я безразличным тоном, отключилась и сразу же набрала номер Тоси, чтобы сообщить

ей последние новости. О вчерашнем я ей уже рассказывала и подумала, что она захочет услышать, что же произошло дальше.

– Получается, что Кирарин все это время была с Червяком. Случилось самое плохое, да? – сказала Тоси, понизив голос.

– Да, действительно самое плохое. Но она ведь сама выбрала это.

– Тэраути, какой ты холодный человек, – сказала Тоси своим обычным тоном.

– Ну, что поделаешь. Ей уже семнадцать, и она взрослая.

– Это все так… И что теперь делать?

– Когда его поймают, то по мобильнику установят, с кем он разговаривал, и мы все окажемся в тяжелом положении. Как же все это могло случиться?

– Да, у меня и в мыслях не было, что мы можем впутаться так глубоко, – согласилась Тоси.

– Это что, пособничество в убийстве родственника и пособничество в побеге или только пособничество в побеге? Все началось с того, что Юдзан помогла ему…

– Ты права. Но, скорее, это началось с того, что ты наврала полиции.

После моего замечания Тоси замолчала, а затем сказала с глубоким вздохом:

– Да уж… Но я почему-то сочувствовала этому парню. Я не хотела ему помогать, но и не хотела, чтобы его поймали. Просто позволила событиям идти своим ходом. В этом моя большая вина.

– А не втянул ли он нас нарочно в это дело? – произнесла я, высказав уже давно мучившие меня подозрения. – Ведь странно, что он стал звонить по всем телефонам, которые были в твоем мобильнике.

– А зачем ему это было надо?

– Не знаю.

Но, мне кажется, я понимаю, что тогда мог чувствовать Червяк.

Одиночество.

Это ужасное чувство иногда побуждает людей совершать глупые поступки.

– Однако, – вновь заговорила Тоси, – я так и не понимаю поступка Юдзан. Что заставило ее зайти так далеко? Кстати, о ней что-то ни слуху ни духу. Она тебе не звонила? Я могу предположить причину молчания Юдзан. Она поняла, что Червяку не нравятся мужиковатые девушки, и у нее пропало всякое желание помогать ему.

Вскоре после разговора с Тоси сквозь закрытое из-за кондиционера окно послышался слабый звук, как будто на парковку у нашего дома прибыла машина. Я открыла окно и посмотрела вниз с седьмого этажа. С высоты был виден только джип, который задом заезжал на свое место на краю парковки. Не мамин. Она опять будет поздно. Я легла на кровать и стала смотреть на фотографию Червяка. Но это мне быстро надоело, и я бросила ее под кровать, где она подняла скопившуюся на полу пыль.

Я впала в свою очередную депрессию. Вот он, мой реальный мир!

Во время учебы в первые годы я ездила на занятия на электричке, так как родители устроили меня в частную начальную школу, расположенную в центре Токио. Дорога от нашей станции П. в городе Футю до станции С. в районе

Сибуя занимала тридцать пять минут. Идущие в центр поезда были всегда переполнены.

Я думаю, это было жестоко заставлять маленькую девочку ездить каждый день в переполненной электричке. Наша станция находится в пригороде, и, когда я садилась в поезд, в нем было еще относительно мало народа, но это не означало, что я всегда могла найти себе место, хотя стоять было довольно свободно. Увидев это, мать решила, что я смогу самостоятельно добираться до школы. Отец не согласился, сказав, что он будет ездить со мной, но его вскоре перевели в другой город, где он жил один. Вернулся он, когда я была уже в четвертом классе, и стал работать в филиале банка, который не был расположен в центре Токио.

Обычно я втискивалась в узкое пространство около двери и так ехала. На каждой станции народу все прибавлялось, и меня все больше сдавливали со всех сторон. Однажды меня так толкнули в спину, что я упала лицом вниз, порезав щеку о замок сумки рядом стоящей женщины. В другой раз я задела своим ранцем сидящего на крайнем сиденье мужчину, и он резким движением оттолкнул меня. После этого я перестала стоять около двери.

Несколько раз я не смогла выйти на станции, где была расположена моя школа, так как мой ранец был зажат между пассажирами, и мне приходилось ехать до следующей станции. А однажды, почувствовав себя плохо, я доехала аж до станции Синдзюку, прислонившись к каким-то пожилым мужчинам. И ни разу ни один из взрослых не помог мне.

– И почему это ученики начальной школы ездят в переполненных электричках? – недовольно бурчал своему соседу похожий на конторского служащего мужчина средних лет, когда я задела его своим ранцем. Я подняла голову, чтобы посмотреть на реакцию окружающих. На лицах соседей появились сочувствующие улыбки.

– Бедная девочка, тебе бы надо ходить в начальную школу около дома, – говорили пассажиры.

– Девочка, какой ужас, каждое утро! Ты, наверное, устаешь, – неприятным тоном заявил мужчина средних лет. – Я сомневаюсь, что ты сама захотела учиться в частной школе.

– А ты говорила своей маме, как тяжело тебе ездить каждый день и какие ты нам всем доставляешь неприятности? – сказал его сосед.

Разумеется, эти упреки были направлены не на меня, а на моих родителей, но их физической целью была маленькая слабая девочка с ранцем за плечами, которая стояла перед ними в переполненном вагоне поезда. Это было небесное наказание для моих родителей, которые избрали такой жестокий способ моих поездок в школу. За это я расплачивалась злобными замечаниями в свой адрес и необоснованно жестоким обращением.

Такова была реальность.

Однажды утром я простудилась. На улице шел сильный дождь. Все окна вагона электрички были плотно закрыты, а стекла затянуты белой пеленой от выдыхаемого пассажирами углекислого газа. Почувствовав себя совсем плохо, я не могла больше сдерживаться, и весь мой завтрак оказался на коленях сидящей напротив меня хорошо одетой женщины, по виду – служащей фирмы. Увидев на своей юбке наполовину переваренный тост и остро пахнущий йогурт, она вскочила со слезами на глазах: