Реанимация Записки врача
Шрифт:
Но на следующий вызов откликнулся Гамлет и так хорошо, по-партийному с завучихой поговорил, сказав, что он дядя мальчика и заодно член Центрального комитета нашей самой справедливой партии (правда, армянского филиала, но та от испуга не обратила внимания на эту деталь). Увидев красную кожаную книжечку с тиснением «Ц» и «К», она впала в ступор, в нирвану, почти в общий наркоз, и обещала стараться во всем оправдывать доверие партии.
Мальчика оставили в покое, и он перестал терять нужные предметы. Даже портфель терял только один раз в четверть. Но с концами. Зато он увлекся химией и занял третье место на
Мальчишка смотрел на него с изумлением и надеждой. Отец с ним так никогда не занимался. Ему было некогда. Он делал деньги. И вот доделался. А этот все замечал, учил боксировать, бросать в корзину баскетбольный мяч, делать двойной захват и класть соперника на лопатки. Получалось не очень классно, мышцы были слабоватые, дух нестоек. Но каковы перспективы!
Конечно, появлялся он в доме на Ломоносовском не так уж часто, но достаточно для того, чтобы в Армении возник слух. Аида наконец вышла из привычного отупелого состояния и встревожилась. Конечно, ответственные (и не очень) кавказские мужья на выезде — это особая статья. «Как это нормальному мужчине не погулять немного, э?!» Но тут «просто погулять» и не пахло. Он явно и серьезно увлекся.
Начались разборки. Он этого не терпел. Включились старшие сыновья — мать защищать.
Гамлет отбивался, гневался и не поддавался. Друзей в эти разборки не посвящал. Включился младший брат Роберт, бывший комсомольский работник. Поимел в свое время весь женский молодежный актив не только своей, но и соседних социалистических республик. Даже переводчицу с урду имел. Очень этим гордился. «У него вообще как Арарат стоит», — восхищались друзья. Он Гамлета прикрывал как мог, но в душе порицал: «Так серьезно! Зачем?»
А в это время — смена власти. КПСС развалилась, как бумажный домик. Райкомы закрылись «на переучет». Но никто не пропал, никого не уводили по ночам, детей не изгоняли из комсомола. ВЛКСМ и сам рассыпался (на время). Демократия! Все куда-то «перетекли».
Гамлет отсеялся в НИИ овощеводства. Директором. Сам (сам!) стал писать диссертацию о помидорах! Что любил (чисто покушать) — о том и писал. Он и шашлык любил, но это не входило в научный план вверенного ему института. А то бы тоже написал. Диссертация требовала глубокого литературного обзора, который был доступен только в Москве. И он опять зачастил к своей «донне Анне». То есть Инне.
Он полюбил Библиотеку им. Ленина. Нет, не в качестве ее содержимого, хотя и там встречались интересные опусы о помидорах и других овощах (брокколи и капуста, как готовить свекольники и др.). Просто за этой библиотекой были прелестные тихие переулки, по которым было так сладко бродить с милым твоему сердцу человеком. Тихонько идешь, сплетя пальцы в единую тесноту, чувствуешь плечом родного человека, а то и локтем невзначай толкнешься в грудь, абсолютно случайно, но очень волнительно. А тут по левую руку церквушка, по правую — Институт марксизма-ленинизма, прямо — Пушкинский музей. Тоже неплохо. Все тут есть. Рядом журнал «Коммунист». Там завотделом работал дружок Гамлета. Талантливый человек, но жуткий
Иногда они заходили к нему в редакцию. Хотя журнал собирались закрывать, это друга не волновало. Он уже договорился в каком-то фонде «Демократия и сила» о теплом местечке. При виде очаровательной женщины в его глазах появлялся масленый блеск и шевелились пальцы. Как щупальцы осьминога. На ногах тоже наверняка шевелились, поэтому он все время ерзал и перетаптывался. Завидев это перебирание ногами и «масло», опытный Гамлет поскорей уводил свою подругу. А она смеялась. Тихонько так, в четверть силы, нежно. От ее смеха он всегда терял голову. Не смех, а музыка!
Один раз он уговорил ее приехать в Армению. Он пел знаменитую песню пахаря персонально для нее! И как пел! Как заливался и вибрировал! Словно глухарь на току! Ничего не слыша вокруг. Сыновья хмуро молчали. Аида страдала дома. Роберт щелкал языком от восхищения. Потом друзья вполголоса пели армянскую величальную. Инна этого не вынесла и потребовала отправить ее обратно. Не терпела двойственности своего положения: жена — не жена, подруга — не тот термин, любовница — не любовница, слишком глубокие чувства. Сплошная зыбкость и туман. Уехала.
Он загрустил, но тут накатили диссертационные дела. Надо было срочно защищаться. Ему уже намекнули: неприлично — директор института и без степени. Он с блеском защитился. Ни одного черного шара. Какие там черные шары? Ученый совет голосует за своего директора! Идиотов там нет. Ну и он очень уверенно докладывал. И даже цитировал классиков армянского овощеводства, русского Мичурина, американского Бербанка и даже Чарльза Дарвина. Просто так, за компанию. Не забыл и Николая Вавилова, классика. Свой брат, репрессированный. Страдалец.
В общем, остепенился. Отгрохал трехдневный банкет и рванул в Москву. Там тоже друзья, близкие, сослуживцы. Смывшиеся в столицу для «повышения уровня имиджа». Красиво сказано!
Для эскорта взял только брата Роберта, который уже в первые полчаса поселения в гостиницу уговорил пухленькую переводчицу с чешского. Задумчиво и тщательно шнуруя свои лакированные туфли, он меланхолически рассуждал: «И почему меня тянет к переводчицам? В детстве языки не изучил и хотел восполнить образование?». «Нет, — отвечал Гамлет, — это ты подсознательно хочешь перевести на языки народов мира все, что ты бормочешь в любовном экстазе». — «Ничего я не бормочу, не успеваю. Иногда пою или кряхчу. Но это уже потом», — и он горестно замирал, повесив кудлатую голову над ботинками. Мыслил.
А Гамлет немедленно смывался к своей поздней любви. Там ему было тепло, уютно и радостно. Мальчик уже учился в физико-математической школе, хорошо успевал, с радостью хвастался успехами на олимпиадах. Гамлет не жалел слов для похвал, но делал это сдержанно, по-мужски. Сказать, что Инна была благодарна, это ничего не сказать. Глаза сами по себе наливались слезами, и приходилось сморкаться в изящный кружевной платок. Заслышав эти деликатные сморкания, Гамлет умилялся, нежно утирал своей огромной ладонью ее лицо. И рассказывал что-нибудь смешное из азербайджанской жизни. Азербайджанцы его вообще очень смешили: «Они букву «б» заменяют на «п» — яплоко, пуфет, пезопразие…» Хорошо им было вместе.