Ребекка (другой перевод)

дю Морье Дафна

— Бедный Максим. — сказала она. — Он пережил ужасную трагедию. Будем надеяться, что он забудет о ней. И он просто обожает Мандерли.

Я надеялась, что она расскажет мне как можно больше о прошлом Максима и в то же время боялась об этом думать.

— Мы очень похожи с Максимом, но кое-что в нас прямо противоположно. Я не задумываясь выкладываю людям все, что о них думаю, приятно им или нет. Я взрываюсь от любого пустяка, но тут же остываю, а Максим выходит из себя не чаще чем дважды в год, и это действительно опасно. Не думаю, чтобы он мог рассердиться

на вас. Вы такая кроткая и милая… — она улыбнулась и слегка ущипнула мою руку.

Легко быть спокойным и выдержанным, подумала я, если ты не перенес удары судьбы, если не обливался горючими слезами, не зная, куда деться от отчаяния…

— Не обижайтесь на меня, — продолжала она, — но вам нужно изменить прическу. Почему вы не завиваете волосы? Они, видимо, ужасно выглядят, когда вы надеваете шляпу. Вы не пробовали заправлять их за уши?

Я послушно выполнила ее указание, но она тут же сказала:

— Нет, так еще хуже… Мне никогда не нравилась внешность Жанны д'Арк. А что говорит по этому поводу Максим? Он считает, что такая прическа вам к лицу?

— Не знаю. Он никогда об этом не говорил. Возможно, ему нравится.

— Скажите, а где вы покупали платья? В Лондоне или в Париже?

— У нас на это не было времени. Максиму очень хотелось поскорее попасть домой. Я ведь всегда могу попросить, чтобы мне по почте прислали каталоги.

— Судя по тому, как вы одеты, можно подумать, что вы совсем не интересуетесь туалетами.

— Нет, я очень люблю красивые вещи. У меня просто никогда не было денег, чтобы их покупать.

— Удивляюсь, почему Максим не задержался в Лондоне, хотя бы на неделю, чтобы дать вам возможность прилично одеться. Он просто эгоист! А ведь обычно он весьма требователен к внешнему виду.

— В самом деле? Он ничего мне не говорил. Кажется, он вообще никогда не замечает, во что я одета.

— Значит, он сильно изменился. — Беатриса взглянула на дом. Вы поселились не в западном крыле?

— Нет. В восточном, его заново отделали.

— Интересно, почему?

— Так пожелал Максим.

— Ну, а как вы ладите с миссис Дэнверс?

— Я ее пока еще мало знаю. Но она мне кажется странной.

— Вам не надо ее бояться, а если уж боитесь, не показывайте ей этого. Я-то никогда не имела с ней дела, да и не хотела бы иметь. Но со мной она всегда любезна. А к вам она предупредительна?

— Не слишком. Но она хорошо ведет хозяйство, и у меня нет необходимости вмешиваться в ее распоряжения. Чего она, по-видимому, опасается.

— Не думаю, чтобы она этого боялась. Со временем она успокоится, но до тех пор не раз испортит вам настроение. Она просто ужасно ревнива.

— Ревнива? Но Максим вовсе не проявляет особую симпатию к ней.

— Причем тут Максим? Разве он вам не рассказывал, что она прямо-таки обожала Ребекку? Ваше присутствие здесь для нее непереносимо…

— Ну, тогда я все понимаю.

— А вот идут наши мужчины. Ох, каким же толстяком выглядит мой Жиль рядом с Максимом!.. Надеюсь, что Фрэнк Кроули сейчас уйдет.

Он удивительно туп, от него не услышишь ничего интересного… Ну, друзья, какие вопросы вы там обсуждали? Наверное, и камня на камне не оставили от всего мироздания?

Мистер Кроули взглянул на часы.

— Мне нужно уходить. Благодарю вас, миссис де Винтер, за ленч.

— Приходите к нам почаще, — сказала я, пожимая ему руку.

«Когда же уйдут все остальные? — думала я. — Приехали только на ленч или на весь день? Хорошо бы остаться с Максимом вдвоем, как в Италии…»

Мы расположились под старым каштаном. Роберт принес нам стулья и коврики. Жиль тут же разлегся на коврике, прикрыл глаза шляпой, широко открыл рот и захрапел.

— Прекрати, Жиль, — скомандовала Беатриса.

— Я не сплю, — ответил он и снова открыл рот.

Он показался мне очень непривлекательным, и я удивилась, почему Беатриса вышла за него замуж. Вряд ли она могла его любить. Впрочем, так же, наверное, она думала и обо мне. Она все время приглядывалась ко мне и, казалось, думала: «И что в ней нашел Максим?» Но вид при этом у нее был вполне дружелюбный.

Максим и Беатриса говорили теперь о своей старой бабушке.

— Надо обязательно навестить ее, — сказал он.

— Она впадает в детство, — ответила Беатриса, — и уже мало что понимает, бедняжка.

Я слушала их беседу, положив подбородок на его рукав. Он иногда рассеянно поглаживал мою руку. «Я ласкаюсь к нему, как Джаспер, — подумала я, — и он поглаживает меня, как Джаспера, когда вспоминает». Ветер стих. В волосах Жиля запуталась пчела, и он отгонял ее шляпой. Воздух был полон запахом зацветающей магнолии и свежескошенной травы.

Вот так хотела бы я жить всегда: в мирной беседе под ветвями каштана. Я боялась прошлого, страшилась будущего. Остановить бы навсегда это мгновение. Но для остальных оно не было образом железной вечности, а лишь проходящим моментом повседневности. Они не были так запуганы, как я.

— Ну пора и нам двигаться, — сказала Беатриса, вставая. — Мы пригласили к обеду Картрайтов.

— Как поживает старик? — поинтересовался Максим.

— Как обычно. Только и говорит, что о своих болезнях. Они, конечно, будут расспрашивать о вас.

— Передай им привет, — Максим потянулся и зевнул.

Все поднялись. Небо между тем затянуло облаками.

— Ветер меняется, — заметил Максим.

— Надеюсь, не к дождю, — отозвался Жиль.

— Боюсь, что погода переменится.

Мы направились было к въездной аллее, где стоял автомобиль Жиля. Но Максим вдруг вспомнил:

— Да! Ведь вы же не видели, как отделали восточное крыло? Зайдем на минутку?

Мы снова повернули к дому. Мужчины несколько отстали от нас. Мне казалось странным, что Беатриса много лет прожила в этом доме. Она выросла в нем и должна сохранить воспоминания, как бегала по его комнатам длинноногой девочкой. Сейчас она была совсем другим человеком — сорокапятилетней, уверенной в себе женщиной. Мы поднялись в наши комнаты.