Ребенок для Азата
Шрифт:
Она не поехала за мужем в Европу, да он, кстати, и не особенно звал, насколько я понимаю. По рассказам Азата, Адиль приезжает на родину несколько раз в год, на пару дней, а затем опять уезжает. Жена его, правильно и традиционно воспитанная женщина, всю жизнь прожившая в имении родителей в горах, после замужества просто сменила одно имение на другое, и продолжала жить тем укладом, который ей привычен.
А Адиль, как я понимаю, ни в чем себя не ограничивал…
Я не помню, говорила ли подруге о том, что он женат… Если нет, то надо ли говорить? Влезать?
Ох, вот тоже проблема…
И
Из манежика раздается кряхтение Адама, а это значит, что скоро пора менять ему памперс.
Остаток дня я провожу в заботах, играя с сыном, готовя нехитрую еду, между делом отвечаю на звонок Ани, заверяю, что все в порядке и помощи не надо. Всевышний, сколько добрых, участливых людей вокруг меня!
Азат не звонит, наверно, очень сильно занят.
И я не хочу думать о том, что жду его звонка. Очень жду. И не хочу думать, что буду делать, если он вдруг… Не позвонит. Такое же может быть?
Может.
Я для него замужем. А если решит не связываться со мной, просто участвовать в жизни сына и все? Мне будет легче? Тяжелее? Не могу понять, не могу толком осмыслить всю ту бурю, что бушует внутри, заставляя периодически застывать на месте и смотреть в одну точку.
В какой-то момент эмоций становится так много, что начинаю задыхаться.
Смотрю на Адама, он улыбается, показывая два только-только начавших прорезаться зубика. Он меня сегодня ими чувствительно куснул за грудь, маленький хищник. Весь в своего отца…
Звонок в дверь заставляет подпрыгнуть на месте. Не думая, не останавливаясь, бегу открывать.
Распахиваю дверь, не интересуясь, кто там, и оказываюсь с порога сметенной темным, властным вихрем.
Азат обхватывает меня руками, жадно сжимает, целует в шею, больно и сладко, шепчет:
— Сладкая… Открыла сразу… Ждала, да? Ждала меня?
Чувствуется, что ему очень важно услышать ответ на свой вопрос.
И я отвечаю, сквозь невольную дрожь удовольствия от тяжести его рук и огня его губ:
— Да. Да. Ждала…
Признание это дается легко, но служит откровением для меня.
Я его ждала. Ждала… Ох… Пропала я. Опять пропала, не убереглась совсем…
— Будь со мной нежен, Азат… — неожиданно вырываются слова-признания, — будь честен…
Он отстраняется, смотрит серьезно, отвечает:
— Обещаю, сладкая… Обещаю.
Слова звучат клятвой.
И я хочу ей верить. Глупо и бездумно.
Азат целует меня, мягко подхватывая на руки и усаживая на себя.
Прислоняет к стене прямо в коридоре, ласкает пальцами уже под домашним платьем, заставляя непроизвольно выгибаться.
— Моя сладкая… — шепчет он, — моя… Я боялся… Что не откроешь. Что передумаешь…
И его признания мне бальзамом на сердце. Мой бешеный Зверь тоже боится. Он тоже неуверен сейчас.
Мы с ним стоим на пороге чего-то крайне важного, определяющего нашу дальнейшую жизнь, и оба опасаемся повторения прошлых ошибок.
Но ведь без ошибок не было бы того, что есть сейчас.
Не было бы откровенных разговоров, не было бы новых нас…
Все ошибки — это ступени.
И только нам решать, вверх мы по ним пойдем, или вниз.
Я провожу пальцами по щеке Азата и двигаюсь вместе с ним.
Вверх.
Глава 47
—
Он молча тянет меня на себя, сажает сверху, смотрит внимательно. В полумраке его глаза кажутся еще темнее, и меня опять пробирает дрожью страха пополам с возбуждением. Это странная реакция, раньше у меня такой не было на него.
В самом начале отношений, год назад, я его боялась. Ненавидела за то, что он делал с моим телом, презирала себя, стремилась вырваться во что бы то ни стало. Потом, после всего, что случилось с нами, уже не боялась, но была в каком-то, как сейчас понимаю, шоковом состоянии, словно под толщей воды, когда мозгу уже не хватает кислорода, чтоб мыслить здраво. Мне не хватало кислорода рядом с ним тогда.
А вот сейчас…
Сейчас мы на равных. Это странно, со стороны может показаться не так, но мы на равных.
Я его не боюсь в обычном состоянии, наоборот, осознаю, что все время хочется держаться ближе.
Смотреть на него, отмечать каждый взмах ресниц, каждый взгляд, брошенный на сына, каждую улыбку…
Этим вечером, после того, как он, не выдержав разлуки в несколько часов, взял меня прямо у стены прихожей, мы впервые оказались наедине, на моей маленькой кухне.
Я кормила Азата приготовленным мною ужином, совершенно простым, куда там до изысков, к которым он привык на родине! Мы общались, разговаривали о чем-то повседневном: Адаме, работе, старательно избегая вопросов о том, кто мы сейчас друг для друга, и что будем делать дальше. Словно договорившись, ни я, ни Азат не хотели рушить то хрупкое единение, которое с таким трудом установилось.
Затем Азат пошел к сыну, стоял у его кроватки, смотрел. А я смотрела на него. И едва сдерживалась, чтоб не подойти ближе, не обнять.
Этот спокойный вечер до боли в сердце напоминал мне о недавнем моем мечтании: простой семье, обычных, повседневных заботах, муже, который возвращается с работы, и я кормлю его на нашей небольшой кухне.
Удивительно, оказывается, мне всегда хотелось именно этого. Никакая роскошь особняков, хозяйкой которых я была на родине, не может сравниться с этим простым, таким материальным счастьем.
Азат словно почувствовав мои мысли, развернулся ко мне, молча подхватил на руки и унес в спальню.
Мы занялись любовью, и это было так сладко, так спокойно и нежно. После бури в коридоре, когда я опомниться не успела, сказать ничего не смогла, настолько все было стремительно, этот мягкий, долгий, волнующий секс был роскошным продолжением вечера, идеальным подарком для меня.
И вот сейчас, когда Азат смотрит на меня снизу, мягко покачивая на животе, пока еще просто длинными, ласкательными движениями, я ощущаю себя странно: он глядит так, что хочется одновременно закрыться от смущения и, наоборот, опуститься, потереться о его голую грудь своей, ощутить соприкосновение… И именно в этот момент не понимаю, чего от него ждать: он будет напорист и грубоват? Или нежен и покладист? Это загадка… И мне хочется ее отгадать. Но сначала необходимо все же прояснить еще один момент. А для этого надо собрать все силы.