Ребенок для Зверя

— Нэй! Ну сколько можно?

Лаура нетерпеливо приплясывает у двери в кабинет, смотрит демонстративно в телефон на время.

Я закрываю все вкладки, действуя согласно инструкции, сворачиваю все, что необходимо свернуть, проверяю, поставился ли пароль.

В моей работе по-другому никак.

Процедуры, правила, строгая отчетность — краеугольные камни бизнес-процессов большой корпорации, “дочки” азиатского монстра в IT сфере.

И

Особенно мне.

Особенно теперь.

— Нэй!

— Иду, — спокойно отвечаю подруге, еще раз проверяю рабочий стол, мимолетно улыбаюсь нахмуренной рожице на фото и выхожу из кабинета.

— Боже, ты такая медленная! — закатывает глаза Лаура, — как я в институте этого не замечала?

— Ты просто не обращала внимания на мои возражения, — смеюсь я, — и банально везде таскала за собой за руку. Знаешь, иногда мне казалось, что я даже ногами не успевала шевелить и буквально летела за тобой!

Лаура фыркает, растягивает свои пухлые, чуть подправленные хирургом и уколами губы в улыбке.

Выразительно оглядывает меня.

— Ну да… Вполне возможно… Чего тебя таскать-то? Труда никакого, ты же весишь всего ничего…

Только вздыхаю, соглашаясь с подругой.

У нас с ней — серьезная разница в росте и комплекции.

Лаура — яркая представительница того, что называют “скандинавская красота” — высокая, подтянутая, светловолосая и светлоглазая, улыбчивая и солнечная.

А я — полная ее противоположность.

Невысокая, с формами, с темными волосами и смуглой кожей.

Когда мы учились в универе, она меня в самом деле просто , безо всяких церемоний, брала за руку и волокла в том направлении, которое ей было нужно.

И сейчас, похоже, вспоминает о наших вольностях с ностальгией.

Теперь-то меня не утащишь так легко. Хоть разница в комплекции и сохранилась, но здесь по коридорам так не побегаешь… Это тебе не институт.

Азиаты спешки не любят…

— Идем, а то всю паннакоту разберут в кафе, — командует по привычке Лаура и первая идет в сторону лифтов.

Я за ней.

Паннакота — это святое, хотя я больше люблю национальные сладости своей родины… Пропитанная медом и сахаром пахлава, воздушная пишмание, нежная локма… Здесь их, конечно, можно достать, здесь все можно достать, но не того качества. И не такие вкусные.

Да и не стоит душу травить.

И я, и мой сын — европейцы, мы должны привыкать к европейским продуктам.

Хватит того, что в родительском доме всю сознательную жизнь я ела национальную кухню…

В кафе традиционная для обеденного перерыва очередь.

Берем себе еду, едва находим свободный столик.

Лауре удается прихватить последнюю паннакоту, и теперь она блаженно ее ест маленькой ложечкой.

А

Несколько слов о самочувствии и состоянии сына, затем смотрю на экран, откуда мне улыбается кругленькая мордяшка Адама. Он радостно гулит и пускает слюни, а я чуть ли не плачу, настолько сильно хочется взять его сейчас на руки, прижать к себе, с наслаждением вдохнуть сладкий детский аромат…

Замечаю тревожный взгляд Лауры, торопливо прощаюсь, отключаю телефон.

— Слушай… — она смотрит серьезно, протягивает мне салфетку.

Ох, не смогла я, все-таки, сдержаться, видимо! Заплакала…

Промакиваю глаза, отпиваю сок из высокого бокала, смотрю вопросительно на подругу. Она что-то говорить же начала?

Почему замолчала?

— Слушай… — мнется она, но потом все же решает продолжить, — может, тебе все-таки не торопиться с работой? Пойми, я тебя поддержу и так. И Скотт тоже! Ну зачем тебе душу себе рвать?

— Нет, спасибо тебе, Лэй, — качаю я головой, — я и без того вам стольким обязана… Если бы не вы… Я… Я не знаю, что было бы, правда… И в самом начале вы мне помогли, и потом… И вот теперь, с этой работой…

— Ну, положим, с работой ты сама справилась, — улыбается Лаура, — без нас. В конце концов, представители “ЮМИ” тебя сами нашли, мы тут не при чем! Наоборот, это ты мне сейчас помогаешь! Кто бы меня сюда на стажировку взял, если б не ты?

— Перестань… — смущаюсь я, — это малая плата за ваше бесконечное участие…

— Боже, ну хватит выражаться уже, как старушка! — опять закатывает глаза Лаура, — и хватит благодарить без конца! Уверена, любой нормальный человек поступил бы так же! И еще бы в полицию пошел! Я бы точно тебя отправила, жаль, что Скотт заступился, не встал на мою сторону… Либерал хренов…

— Ну что ты! — привычно пугаюсь я, — какая полиция?

— Обычная! Та, что защищает права граждан! Особенно тех, кто в плену был! А ты была в плену!

— Ты… Преувеличиваешь…

— Я? — поражается Лаура, даже паннакоту перестает есть, — я преуменьшаю!

Разговор этот не имеет никакого смысла и продолжается на протяжении года, с краткими перерывами на мои роды и кормление, когда нельзя было волноваться.

Лауру — яркую представительницу современной европейской молодежи, борца за всяческие свободы для женщин, преставителей секс-меньшинств, зеленых, редких животных, и прочего, и прочего, и прочего, ужасно возмущает моя позиция непротивления в данном вопросе.

Она в самом деле не понимает, почему я не хочу отстоять свои права, не хочу решить окончательно вопрос, почему боюсь и прячусь. Находясь в свободной, демократической стране, являясь ее гражданкой.