Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство
Шрифт:
Рокот прибоя возвращает меня к реальности. Кусок дерева, за которым я наблюдал, скрылся в пенистых волнах. Отбросив колебания, я разворачиваюсь и возвращаюсь к грузовику. Несколько минут спустя я уже еду по извилистой дороге в свою тайную утопию. Много лет назад, когда я жил во тьме и холоде, я мечтал о таком секретном месте. И теперь, как только у меня выдается свободное время, я всегда возвращаюсь на реку. Притормозив у виллы Рио рядом с Монте-Рио, чтобы забрать свой драгоценный груз, я возвращаюсь на узкую однополосную дорогу. Начинается гонка со временем, потому что солнце садится, и одно из моих заветных желаний вот-вот воплотится в жизнь.
Въехав в безмятежный городок Гверневиль,
Я останавливаю белую «тойоту» перед домом, где много лет назад наша семья проводила летние каникулы. Риверсайд-драйв, 17426. С тех пор дом изменился, как и многое в моей жизни. К нему пристроили еще две комнаты. Перед наводнением в 1986 году была сделана слабая попытка расширить кухню. А большой пень, по которому мы с братьями могли часами лазить без остановки, сейчас почти сгнил. Неизменными остались только потемневший потолок из кедра и камин, отделанный речной галькой.
Пока мы поднимаемся по узкой, посыпанной гравием дорожке, я чувствую легкую грусть. Убедившись, что мы никому не помешаем, я обхожу дом и веду своего сына, Стивена, тем же путем, каким много лет назад вели меня с братьями родители. Я знаком с владельцем дома, поэтому уверен, что он ничего не имеет против нашей прогулки. Не говоря ни слова, мы с сыном смотрим на запад. Здесь ничего не изменилось: река Рашн-Ривер все так же неспешно несет свои воды к Тихому океану, а последние отблески вечернего солнца играют на ее темно-зеленой глади. Голубые сойки скользят над рекой и обмениваются пронзительными криками перед тем, как скрыться в лесу. Небо над нами окрасилось синими и оранжевыми полосами. Я глубоко вздыхаю и закрываю глаза, наслаждаясь моментом, совсем как много лет назад.
Когда я вновь открываю глаза, то чувствую, как единственная слеза катится по щеке. Я опускаюсь на колени и обнимаю сына за плечи. Он откидывает голову назад и целует меня в щеку:
— Люблю тебя, пап.
— И я тебя люблю, — отвечаю я.
Стивен смотрит на темнеющее небо. Его глаза становятся больше, когда он пытается уследить за исчезающим солнцем.
— Это мое самое любимое место во всем мире! — объявляет он.
Горло сжимается, слезы бегут одна за другой, но я не обращаю на них внимания.
— И мое, — откликаюсь я. — И мое.
Стивен пока пребывает в возрасте святой невинности, но он мудрее многих своих сверстников. Даже сейчас, когда я молча плачу, он улыбается, позволяя мне сохранить чувство собственного достоинства. Но он знает, откуда взялись эти слезы. Стивен понимает, что я плачу от счастья.
— Люблю тебя, папа.
— И я тебя люблю, сын. Я свободен.
Перспективы защиты детей от жестокого обращения
Дэвид Пельтцер
Выживший
Будучи ребенком, обреченным жить в мире жестокости, я думал, что одинок в своем горе. Теперь я вырос, и знаю, что вокруг нас — тысячи детей, страдающих от жестокого обращения.
Хотя данные, поступающие из многочисленных источников, разнятся, средние показатели таковы: в США каждый пятый ребенок подвергается физическому, моральному или сексуальному насилию. К сожалению, недостаток информации приводит к тому, что у большинства граждан складывается в корне неправильное видение ситуации. Они склонны полагать, что так называемое насилие — всего лишь проявление родительского
Взрослый человек, в детстве ставший жертвой насилия, может в любой день без каких-либо видимых причин сорваться и выместить затаенное недовольство и обиду на близких людях или тех, кто просто окажется рядом. Наиболее вопиющие случаи быстро становятся достоянием общественности, привлекая внимание средств массовой информации. К таким относится трагедия, произошедшая в доме вполне благополучного адвоката: он ударил маленького сына кулаком и спокойно пошел спать, оставив ребенка лежать на полу. Другой пример: отец, засунувший сына в унитаз. В обоих случаях дети не выжили. Замешанными могут оказаться сразу оба родителя: отец и мать убили по ребенку и на протяжении четырех лет скрывали тела от полиции. Широко известен случай, когда жертва детского насилия спустя много лет устроила стрельбу в «Макдоналдсе» и угрожала расправой беззащитным покупателям, пока до него не добралась полиция.
Но чаще всего мы ничего о них не знаем; они просто исчезают, как беспризорный мальчик, живущий под мостом и называющий картонную коробку своим домом. Каждый год тысячи девочек, подвергшихся домашнему насилию, сбегают от родителей и занимаются проституцией, чтобы выжить. Мальчики вместо этого вступают в различные банды и целиком посвящают себя преступной деятельности.
Многие жертвы детского насилия стараются спрятать воспоминания о прошлом так глубоко, что для них и речи быть не может о том, чтобы самим проявить жестокость по отношению к окружающим. Они живут нормальной жизнью, становятся образцовыми супругами, растят детей, строят карьеру. Но при этом они могут реагировать на обычные проблемы так, как их учили в детстве. Супруги и дети становятся объектами для вымещения недовольства, и бывшие жертвы, сами того не осознавая, своими руками замыкают этот порочный круг.
Некоторые люди, перенесшие физические и моральные издевательства в раннем возрасте, стараются отгородиться от проблем. Они убеждают себя в том, что если не обращать внимания на прошлое, то оно исчезнет само собой. И верят, что «ящик Пандоры» должен оставаться закрытым, несмотря ни на что.
Каждый год в США миллионы долларов перечисляются на счета организаций, занимающихся защитой детей. Эти деньги распределяются между местными учреждениями, такими как детские дома, и приемными семьями. Существуют специальные гранты для многочисленных частных организаций, в обязанности которых входит предотвращение издевательств над детьми, а также воспитательная работа с жестокими родителями и психологическая помощь жертвам. Число последних растет с каждым годом. В 1990 году в США было зафиксировано два с половиной миллиона случаев жестокого обращения с детьми. В 1991-м — уже на двести тысяч больше. На момент выхода этой книги число жертв достигло трех миллионов.
Что же происходит? Что толкает людей на такие ужасные поступки? Неужели все действительно настолько страшно? Можно ли это остановить? И — наверное, это самый важный вопрос — как сами дети воспринимают подобное обращение?
Вы только что познакомились с историей обычной семьи, которая на протяжении нескольких лет разрушалась изнутри. Рассказывая ее, я преследовал две цели: во-первых, я хотел, чтобы читатели поняли, как любящий и заботливый родитель может превратиться в жестокого и беспощадного монстра, срывающего злость на беззащитном ребенке. Во-вторых, чтобы они своими глазами увидели триумф человеческого духа, выдержавшего на первый взгляд непреодолимые испытания.