Ребенок от Деда Мороза
Шрифт:
Как же хочется его стукнуть! Тоже мне, шутник!
– Мне нужна эта работа, понимаете? Я… очень нуждаюсь в деньгах и не могу себе позволить потерять работу по прихоти какого-то олигарха-самодура! – восклицаю яростно.
– Я не олигарх и не самодур, милая. Всего лишь глупая фраза. Ну же, прости уже меня. Я тебя не только не уволю, наоборот, премию выпишу.
– Спасибо, не нуждаюсь ни в какой премии, – фыркаю возмущенно. – Немедленно вызовите мне такси!
Вместо этого Самойлов снова сгребает меня в объятия.
– Если вы сейчас же не отпустите меня, – цежу сквозь зубы, – я…
Его смех
– Что, милая? Начнешь кричать? Меня сводит с ума твой темперамент!
– Да, – мой голос дрожит. – Начну. Буду кричать и кричать.
– Тогда начинай, – шепчет, обдавая щеку горячим дыханием. Одной рукой он обнимает меня и притягивает к себе, а другой скользит по шее и, дойдя до подбородка, приподнимает мою голову. Смотрит на мои припухшие губы.
– Кричи, малыш, если тебе действительно этого хочется. – Большим пальцем Герман медленно проводит по моим губам. – Но сначала я украду еще один настоящий поцелуй. А потом… потом скажешь снова, хочешь уйти, или может уже нет…
Неровное дыхание вырывается из моих приоткрытых губ.
Ничего не могу ответить. Снова чертов гипноз…
Герман улыбается и накрывает поцелуем мои губы.
Какой у меня выход? Драться с таким большим, высоким, выше меня на целую голову, мужчиной – бесполезно. Принимаю решение не шевелиться, убеждая себя, что он оставит меня в покое, если не буду сопротивляться и смогу показать, что мне все что он делает – безразлично.
Это стало фатальной ошибкой. Если бы я сопротивлялась, то наверняка не потеряла бы голову от этого поцелуя. Самойлову не удалось бы так дразняще пробуждать мои губы раскрыться ему навстречу. Возможно, он не смог бы тогда с такой легкостью проникнуть языком в мой рот и заставить все мое существо вспыхнуть огнем.
Из груди вырывается тихий стон, и тут же растворяется в ночной темноте.
Но это точно не ускользает от Германа, в ответ он крепче стискивает меня в объятиях и, проведя руками по моей спине, прижимает к себе.
– Да, – хрипит яростно – Да, я знал, малышка. Ты как фейерверк, готова вспыхнуть в секунду.
Низкий голос, подобно электрическому разряду, пронзает меня насквозь. Взметнув руки вверх, судорожно сжимаю пальцами ткань рубашки босса, и сама крепче прижимаюсь к нему.
Это капитуляция. Принимая ее, Герман издает неудержимый чувственный стон.
– Я этого хотел с той самой минуты, как увидел тебя, – шепчет, покрывая мою шею горячими поцелуями.
– Это все проклятый костюм снегурочки, – произношу с грустью.
– Нет, нисколько. Не смей думать так.
Герман зарывается пальцами в гриву моих волос и приближает мое лицо к себе.
– Какая же ты красивая.
Господи, что со мной происходит? Зачем он мне все это говорит?
Я тону в сладостном море, и плевать что в финале меня ждет шторм, а потом разобьюсь о камни. Обхватываю мощную, широкую шею босса, провожу по коротким черным волосам. Они жесткие и в то же время шелковистые. Герман касается губами моего лба, и я закрываю глаза в истоме. Тормозов больше нет, только иссушающая потребность почувствовать его обнаженное тело, прильнувшее ко мне. Так ли его кожа горяча, как его губы?
Не понимаю, что творю. Прямо противоположное собственным мыслям и убеждениям… Этот
За окном стреляет салют. Герман опускает меня диван, а дальше все затмевает лихорадочная потребность, дрожь во всем теле, когда наблюдаю как босс срывает с себя рубашку, затем брюки, бросая на пол. Тянусь к нему, касаюсь горячей кожи, жадно ловлю его резкий вздох. Запах этого мужчины сводит меня с ума. Изысканный дорогой парфюм, мускус, тестостерон… я не знаю из чего складывается этот аромат, но он запределен. Против него невозможно устоять. Самойлов совершенен. Плоский живот, кубики пресса, хочется порыть поцелуями каждый сантиметр этой горячей бронзовой кожи. И когда этот мистер Совершенство вжимает меня в диван, впиваюсь ногтями в его спину. Мне хочется еще ближе. И никогда не отпускать. Справляюсь с нестерпимым желанием зажмуриться, когда Самойлов берется за резинку своих трусов.
– Что-то не так, Настя?
– Почему спрашиваешь?
– Ты выглядишь испуганной.
Но ни секунды не дает вдохнуть, отбрасывает последний клочок ткани, демонстрируя себя во всем великолепии. А я понимаю, что бояться стоит. Дрожу от нервозности и одновременно – предвкушения.
Он прекрасен. Идеален во всем.
– Не надо бояться.
Голос низкий и тягучий, характерные хрипловатые нотки говорят о нешуточной страсти, кипящей внутри лавой. Но сдерживается. Хочет успокоить. От этого наворачиваются слезы. Я беззащитна перед его добротой и заботой. Самые страшные вещи. Стоит проявить их – я как желе.
Закрываю глаза, дышу глубоко, пытаясь заставить себя успокоиться, расслабиться.
Его пальцы нежно проводят по моим ногам, потом жестко обхватывают лодыжки и дергают на себя.
Пристально глядя мне в глаза, Герман уверенным движением разводит мои ноги, с чувственной медлительностью проводя кончиками пальцев по внутренней их стороне от лодыжек к бедрам, и судорожно втягиваю в себя воздух, а потом издаю мучительный стон удовольствия. Когда же босс касается сокровенного места, стон срывается на мучительный крик, резко выгибаюсь, пальцы царапают обшивку дивана.
– Мне… мне нужно… – бормочу бессвязную просьбу.
Но Герман понимает меня.
– О да, моя прекрасная Снегурочка, – шепчет нежно. – Мне нужно то же самое… Чувствуешь? – направляет мою руку к доказательству своего утверждения.
– Не останавливайся! – голова мечется из стороны в сторону, меня захватывает удивительное чувство полноты.
– Даже если бы захотел, это невозможно.
Мы летим в бездну, в бесконечную пропасть наслаждения, сквозь мириады ярких вспышек.
Глава 6
Минуты после физической близости обычно полны неловкости. Но нам удивительно хорошо в объятиях друг друга. В полном молчании. Сама не замечаю, как проваливаюсь в сон.
Зато пробуждение бьет током по оголенным нервам. Подскакиваю в панике. Герман спит. Не знаю сколько у меня времени, но надеюсь у меня получится за этот промежуток восстановить защитные барьеры, вернуть самоконтроль. Лучше всего быстро одеться и уйти.
Разыскиваю свою одежду в панике, пока не вспоминаю, что оставила все в примерочной. На цыпочках, чтобы не разбудить Германа, раскинувшегося на всю постель, бегу туда.