Ребенок от мужа сестры
Шрифт:
— Моя маленькая девочка, — шепчет, обдавая меня своим жаром, своей мощью, от которой по телу расползаются мурашки. Не владею собой, когда слышу его хриплый голос на ушко, чувствую поцелуй в шею.
Прямо как сейчас, когда его губы впиваются в шею со страстно-голодным желанием, словно он хочет меня съесть. Не хочет меня никому отдавать. Чтобы все видели, что я принадлежу только этому мужчине и никому больше. Чтобы никто не смел ко мне подходить и на метр. Потому что я его. Всегда. Была, есть… И буду. И это никогда не изменить,
— Ян, я так долго тебя ждала, — признаюсь и вскрикиваю, когда он целует меня — клеймит, чтобы все видели, какому мужчине я принадлежу.
Но и я не отстаю — наклоняюсь к его шее, целую самое вкусное место на свете, втягиваю кожу в себя. Слышу рык рядом с собой, и руки мужчины впиваются жёстко в мои бёдра — будут синяки. Но я позволяю ему всё, что бы ему ни захотелось со мной сделать, потому что я его — от макушки до пяток. Отпускаю и провожу по месту укуса кончиком языка, слизываю вкус. Знаю, что совсем скоро это небольшое пятнышко побагровеет, и на его месте появится засос, подтверждающий, что этот мужчина принадлежит только мне.
— Собственница, — слышу в голосе довольную улыбку.
Мне всё равно, что, когда он приедет в Россию, его жена увидит это пятно и многие другие, которые я оставлю на его теле. Потому что этот мужчина принадлежит мне и только мне.
— Я хочу, чтобы она знала, что ты принадлежишь не ей, а мне, — в голосе волнение — не потому, что я боюсь её гнева, и что Тата может что-то сделать мне, а потому, что боюсь услышать ответ Яна. Не тот, что подсказывает мне моё сердце, а совсем другой.
Сжимаю его ещё крепче.
— Я принадлежу только тебе, моя малышка. Разве ты не знала? — его ладонь с талии движется к моей шее, обхватывает, немного оттягивает от себя так, что мы сталкиваемся взглядами друг с другом.
Даже в темноте я вижу его расширенные зрачки, вижу голод в его глазах, смешанный с поглощающей его любовью ко мне. Но самое главное — я вижу своё отражение, и теперь нет сомнений, что мы принадлежим друг другу. Что он мой, а я его навеки. И чтобы нас ни ждало в будущем, мы крепко будем держать друг друга за руки, сплетая их воедино. И никогда не отпустим их. Никогда.
— Я люблю тебя, — мои пальчики зарываются в его отросшие пряди.
Ян улыбается, а в глазах желание. Соприкасается своим лбом с моим и в губы выпаливает:
— Я тебя люблю, моя Ласточка, — улыбка расцветает на моих губах, и я понимаю, что я счастлива. Счастлива вместе с этим человеком, который смотрит так, что сердце на миг замирает, а потом ускоряет свой ритм, выбивая дробь о грудную клетку. Вырываясь. Стремясь к тому единственному, что много лет назад завладел им и теперь не отдаёт.
Резко, так, что я ничего не могу сообразить, Ян подхватывает меня на руки, разворачивается и несёт. В его глазах искры и смешинки, а мне так нравится видеть Яна таким, каким долго не видела. Меня опускают на диван, что располагается
Обхватываю Яна за талию ногами, притягивая ближе к себе, руками обвиваю шею.
— Сделай вновь меня своей, — шепчу, не отрывая от него своего взгляда.
— Ты и так всегда была моей, — вторит он мне.
Пальцы рук Бергера находят верхнюю пуговицу на моей ночной рубашке. Они настолько маленькие, что большим рукам Яна не справиться. Мужчина рычит, а я смеюсь в ладошку от того, как в этот момент смешно выглядит большой мой мишка, который не может справиться с маленькими пуговицами.
— Ничего смешного нет, — фыркает.
— Есть. Ты сейчас выглядишь, как маленький ребёнок, которому не дают сладкое, что так хочется.
— Да, не дают, — подтверждает мои слова. — Я хочу тебя и не могу уже терпеть, — наклоняется к ушку, обводит языком всё ухо, прикусывает за мочку. Вцепляюсь ногтями в его плечи, издавая стон.
— Ты меня сводишь с ума, — голос слегка хрипит.
— Я давно сошёл с ума, — и одним резким движением разрывает полы рубашки. Только и успеваю, что ахнуть, оставаясь перед ним наполовину обнажённой.
— Ты порвал мою рубашку.
— Я куплю тебе новую.
Стесняюсь, пытаясь прикрыться руками, но он мне не позволяет. Обхватывает руками запястья и отводит их в сторону. Кровь приливает к моим щекам. Ничего не могу с собой поделать.
— Ты красавица, — и в его глазах я вижу, что это действительно так. Я для Яна красивая, и для меня это самое важное, потому что именно для него я хочу быть красивой.
Дальше пошли в ход мои штаны, но мне это совершенно не нравится. Одна я обнажённая перед ним, когда он сам всё ещё полностью одет. Мои пальчики тянутся к его футболке, в которую он успел уже переодеться. К моим вещам летят и его.
Какой же он красивый. И даже шрамы никогда не испортят его красивого тела. Он всегда будет красивым, привлекательным, похожим на Бога. На его груди всё ещё видны багровые следы. И видя их, хмурюсь, потому что мне больно понимать, что он жертвует собой, своим здоровьем. Что, судя по его разговору, ему скоро придётся уехать, и неизвестно чем закончится его последний бой.
О плохом даже не хочу думать, но ужасные мысли всё равно прорываются, лезут в мою голову, и Ян это замечает. Его взгляд быстро меняется, становится хмурым, я понимаю, что он недоволен тем, что именно в такой момент я забиваю голову не нужными на данный момент мыслями. Но я не могу ничего с собой поделать, потому как мне больно видеть его в таком состоянии. Сердце разрывается от всего этого.
Я могу ему запретить, сказать, что он никуда не поедет, я не отпущу. Но разве он поступит так, как я скажу? Нет. Он просто возьмёт и уедет — и ничего мне не скажет. А я тут буду переживать, накручивать себя, не зная, что с ним, как он.