Ребенок по Монтессори ест все подряд и не кусается

Монтессори Мария

Короче говоря, механизм речи необходимо предшествует тем высшим формам психической деятельности, которым предстоит утилизировать ее.

В развитии речи наблюдаются два периода: низший период, подготавливающий нервные пути и центральные механизмы, приводящие в связь чувственные пути с путями двигательными; и высший период, определяемый высшей психической деятельностью, которая проявляется вовне при посредстве заранее установившихся механизмов речи.

Дети в самом раннем возрасте также весьма чувствительны к простым звукам речи, которыми матери их ласкают или обращают внимание на окружающее; позднее уже ребенок проявляет чувствительность к слогам, которыми мать также забавляет его, произнося,

например: «ба-ба», «бу-бу».

Наконец, внимание ребенка начинают привлекать простые слова, в большинстве случаев двусложные.

Мы сказали, что устная речь начинается у ребенка тогда, когда слово, произнесенное им, выражает понятие; когда он, например, увидев мать и узнав ее, говорит: «мама»; завидев собаку, говорит: «бака»; завидев хлеб, начинает просить: «хлеб».

Итак, мы считаем, что речь началась, когда она сложилась в отношении к восприятиям; но речь эта сама по себе в своем психомоторном механизме еще вполне зачаточна.

Другими словами, когда над диастальтической дугой, где механическое образование языка протекает еще бессознательно, имеет место узнавание слова, т. е. слово воспринимается и ассоциируется с предметом, который оно представляет, – тогда можно считать, что ребенок начал говорить.

Позднее на этом уровне речь продолжает совершенствоваться по мере того, как слух улавливает все более сложные звуки слов, и психомоторные пути становятся более проходимыми для сочленения слов.

Вот первая стадия устной речи, которая имеет свое начало и свое особое развитие и путем восприятия ведет к усовершенствованию первобытного механизма самого языка; именно на этой стадии складывается то, что мы называем членораздельной речью, которая позднее, у взрослого человека, станет средством выражения его мыслей и которую взрослому будет чрезвычайно трудно усовершенствовать или исправить, раз она уже сложилась. Нередко высококультурному развитию сопутствует несовершенная членораздельная речь, препятствующая эстетическому выражению мыслей человека.

Развитие членораздельной речи совершается в период между двумя и семью годами; это возраст восприятия, в котором внимание ребенка самопроизвольно направляется на внешние предметы, а память отличается особенной цепкостью. Это также возраст подвижности, в котором все психомоторные пути становятся легко проходимыми и складываются мускульные механизмы. В этот период жизни, благодаря таинственной связи между слуховыми и моторными путями устной речи кажется, что слуховые восприятия обладают даром прямо вызывать сложные движения членораздельной речи, которые инстинктивно возникают после таких стимулов, словно просыпаясь от наследственного сна. Только в этом возрасте возможно приобретение всех характерных модуляций, которые начинают складываться позднее. Слова родного языка произносятся так хорошо потому, что они складывались в период младенчества; взрослые же, учась новому языку, вносят свои недостатки, столь характерные для речи чужеземца; только дети, учившиеся до семи лет одновременно разным языкам, в состоянии воспринимать и воспроизводить характерные особенности акцента и произношения. По этой же причине дефекты, приобретаемые в детстве, как например, диалектические дефекты или дефекты, возникающие благодаря дурным привычкам, у взрослых становятся неустранимыми.

То, что развивается позднее, высшая речь, берет начало уже не в механизме речи, но в умственном развитии, которому служит и механическая речь. Как членораздельная речь развивается путем упражнений ее механизмов и обогащается восприятиями, так и дикториум развивается вместе с синтаксисом и обогащается умственным развитием.

Обращаясь к схеме речи, мы видим, что над дугой, определяющей низшую речь, устанавливается дикториум D, от которого теперь идут двигательные импульсы слова,

складывающегося как устная речь, способная обнаруживать мысль наделенного разумом человека; эта речь постепенно будет обогащаться умственной культурой и совершенствоваться грамматическим изучением синтаксиса.

До последнего времени господствовал предрассудок, будто письменная речь должна входить в развитие дикториума только как образовательное средство, облегчающее грамматический анализ и построение языка. Так как сказанное слово «вылетело», то считается, что умственное развитие прогрессирует только при содействии языка устойчивого, активного и поддающегося анализу, как язык графический.

Но если мы считаем графический язык драгоценным и прямо необходимым орудием умственного воспитания, по той причине что он закрепляет мысли людей и делает возможным их анализ и усвоение книг, в которых они начертаны неизгладимыми письменами, позволяющими анализировать синтаксический строй языка, – почему бы нам не признать, что он полезен и в более скромном деле закрепления слов, соответствующих восприятиям, и анализа составляющих их звуков?

Зараженные педагогическим предрассудком, мы не в состояний отделить идею графического языка от идеи функции, которую до этих пор заставляли его исполнять; нам думается, что мы, преподавая этот язык детям, находящимся еще в возрасте простых восприятий и подвижности, совершаем серьезную психологическую и педагогическую ошибку.

Отречемся же от этого предрассудка и попробуем рассмотреть графический язык, взятый сам по себе, попробуем воссоздать его психофизиологический механизм. Он гораздо проще психофизиологического механизма членораздельной речи и гораздо непосредственнее поддается воспитанию.

Письмо в особенности оказывается изумительно легким делом. Возьмем, например, письмо под диктовку, – вот полная параллель к устной речи, ибо здесь моторный акт должен соответствовать слышимому слову. Правда, здесь не существует таинственной преемственной связи между словом услышанным и членораздельным словом; но движения письма гораздо проще движений, необходимых для произнесения слов, и выполняются они грубыми внешними мускулами, на которые мы можем действовать непосредственно, устанавливая непроходимость двигательных путей и психомускульные механизмы.

Все это достигается моим методом, который непосредственно подготавливает движения; психомоторный импульс слышимой речи застает уже подготовленными двигательные пути и эксплозивно проявляется в акте письма.

Действительное затруднение здесь в интерпретации графического знака; но надо помнить, что дети, находясь в возрасте восприятия, когда ощущения и память, как и примитивные ассоциации, составляют характерный придаток естественного развития. Притом наши дети уже подготовлены разнообразными упражнениями чувств и методическим конструированием идей и умственных ассоциаций к восприятию графических знаков; своеобразное наследие воспринятых идей дает материал языку, находящемуся в процессе развития, Ребенок, который узнает треугольник и называет его треугольником, может узнать букву S и назвать ее звуком S. Не очевидно ли это?

Не буду говорить о преждевременности обучения. Отрешившись от предубеждений, обратимся к опыту, который показывает, что дети действительно без усилий и с явными признаками удовольствия приступают к распознаванию графических значков, которые мы им предъявляем как предметы.

Сделав эту оговорку, рассмотрим соотношение механизмов двух видов речи.

Ребенок в три-четыре года, по нашему плану, давно уже начал практиковаться в членораздельной речи. Но он находится в том периоде, когда механизм членораздельной речи совершенствуется; это – период одновременный с тем, в котором он приобретает содержание языка с наследием восприятии.