Ребёнок Злого Босса
Шрифт:
Глава 25. Страх и небытие
Я открываю глаза, слышу свист в ушах, напоминающий присутствие на взлётной полосе, и едва ощущаю конечности. Ничего не помню… Всё плывёт в голове, будто бы кто-то хорошенько приложил по затылку. Облизываю пересохшие губы и пытаюсь пошевелить рукой. Получается не сразу.
Дышать непривычно тяжело, потому что кажется, что все органы прилипли к позвоночнику, словно живота и нет вовсе. Волнение охватывает, превращая ритм ударов сердца в бешеные скачки.
Его просто нет!
Конечно же, там не чёрная дыра, вот только нет моего ребёнка. Я хочу подскочить, но тело ослаблено, голова идёт кругом, а во вторую руку натыканы какие-то капельницы… Мне хочется вытащить их, но руки не шевелятся толком.
Был ведь ещё маленький срок! Совсем маленький! Как же так?
Осознание долбит в голову молниеносно, заставляя меня окунуться в омут собственной беспомощности.
И я кричу…
Задыхаюсь бессилием.
Щёки обжигают слёзы.
Моя девочка…
Моя малышка.
Снова пытаюсь встать, оглядываюсь по сторонам и понимаю, что я одна в палате. Совсем одна. Тут даже окон нет. Ничего нет. Такое ощущение, словно меня закрыли в психиатрической лечебнице… Я снова кричу, до саднящей боли в горле, до хрипоты… Ничего не могу вспомнить. В голове появляются только обрывки, которым я даже значения придать не могу. Никак не выхожит связать их с какими-то определёнными событиями.
Вспышка боли в животе…
— Тужься!
— Давай, девочка, ещё!
— У неё сильное кровотечение, нужно срочно переводить в реанимацию.
— Ребёнок не дышит!
— Катя, прости, это всё из-за меня… Я идиот!
Болезненные схватки снова и снова…
Не понимаю, кому точно принадлежат все эти слова, но мне становится ещё страшнее. Прокручиваю всё снова, пытаясь вернуться к тому моменту, когда прозвучали губительные слова: «Ребёнок не дышит!»… И ничего не получается вспомнить. Я словно ёжик, заблудившийся в тумане. Ёжик, который мечется и ищет путеводную звезду, а её и след простыл.
Снова кричу и пытаюсь встать. Ноги не слушаются, но я прикладываю силы, цепляюсь пальцами за простыню, словно она может помочь…
— Пришла в себя?! Ты потерпи, милая, сейчас я позову доктора! — слышу голос со стороны двери, оборачиваюсь туда и гляжу на его обладательницу. Это женщина средних лет в белом халате.
Врач?
Медсестра?
Да какая разница?!
— Где мой ребёнок? Где? — хриплю я, не видя ничего от слёз, застилающих глаза.
— Жив! Успокойся. Ладно? Сейчас доктора позову!
— Жив… — повторяю её слова и захлёбываюсь слезами. — Жив!
Я начинаю смеяться, как истеричка, но мне плевать… Не могу сдерживать поток смеха и слёз, смешавшихся воедино. Мой ребёнок жив! Моя детка рядом! Где-то здесь… Если только… Если только ЗБ не забрал…
Меня снова охватывает паника, и я пытаюсь встать.
— Ну что же вы такая активная? — слышу женский голос с долей укоризны.
Доктор проходит ближе, пододвигает стул к моей койке и садится на него. Смотрит на меня, чуть склонив голову набок, а я, видит Бог, готова сейчас сорваться и наброситься на неё, заставить рассказать всё.
— Где мой ребёнок? — спрашиваю я.
Горло царапают вибрации собственного голоса и отдаются саднящей болью, а женщина делает какую-то пометку у себя в журнале.
— Вижу, что осмотреть себя вы не дадите пока. Ладно. Вы трое суток пролежали в реанимации.
Трое…
Суток…
Господи! Как же это много!
— С ребёнком всё относительно хорошо!
Моё сердце сжимается от боли. Что значит относительно? Стискиваю зубы до противного скрежета и пытаюсь сдерживать эмоции.
— Ваша дочь сейчас в отделении интенсивной терапии для недоношенных.
Это не реанимация… Уже хорошо… Я почти выдыхаю спокойно, но ощущаю желание поскорее рвануть туда и увидеться с малышкой. Убедиться, что она на самом деле рядом, что ЗБ не забрал её… Что жива… Увидеть.
Медсестра поправляет капельницы и вытаскивает одну иглу.
— Пожалуйста?! — шепчу я.
— Вы пойдёте к ней только после осмотра. Вы хоть понимаете, что до сих пор находитесь в реанимации? — хмурится доктор. — Ваша дочь героиня. Родилась два с половиной килограмма. Искусственная вентиляция лёгких потребовалась только в первые сутки. Сейчас дышит самостоятельно. С ней постоянно кто-то находится. Отец оплатил самую лучшую палату.
Отец…
От одного только этого слова в висках пульсирует дурное предчувствие, ощущение надвигающейся беды…
ЗБ всё-таки крутится около неё?!
Не хочет ли забрать, как только появится возможность?!
Я понимаю, что стала параноиком с этим страхом того, что он отнимет дочку. И мне чертовски плохо от одной только мысли, что из-за моего накручивания нервов роды произошли преждевременно. И дочка могла… Жгучая боль нахлынывает волной цунами и начинает ломать всё тело, словно кто-то дробит кости ломом. Глаза щиплет от слёз.
— Не плачьте только. Если всё более-менее пришло в норме, мы вас переведём в специальную палату. Увидитесь там и с мамой, и с братом, и с женихом! Они всё обивают пороги реанимации, да и у малышки сидят по очереди.
Слёзы всё-таки текут по щекам.
— С женихом?! — переспрашиваю я.
— Вячеслав Юрьевич… Разве он не ваш жених?
Я прикусываю губу и ничего не говорю. Смотрю в одну точку и начинаю отвечать на вопросы доктора, касательно моего самочувствия, потому что хочу как можно быстрее покинуть эту палату и оказаться рядом с моей девочкой…