Ребус Галла
Шрифт:
— Ты нервничаешь?
— Потому что не знаю, с кем схлестнулся, чтоб его Спящий заклевал!
Мечеслав понимал, что друг ответил искренне. Ратомир был славным, опытным и бесстрашным воином. Он без колебаний вел свою дружину в любые сражения, не тушевался ни перед чудами, ни перед навами. Скажи ему: виновата жрица, или: виновата Милана — и все встанет на свои места. Враг определен, и барон будет готов к драке. А вот неизвестность выводила повелителя Марьина из себя.
— В первую очередь мы должны подумать над тем, чтобы не пропал ты, — медленно произнес
— Как это?
— Думают головой или мозгами. Филологи до сих пор спорят.
Ратомир хмыкнул, но тут же собрался:
— Ты считаешь, мы следующие?
— Нужно исключить эту вероятность, — спокойно ответил повелитель Сокольников. — Отправляйся в штаб-квартиру дружины, собери там десяток-другой воинов и усиль охрану.
— Для чего?
— Дослушай. — Мечеслав прищурился. — После этого собери у себя всех баронов и поделись нашими подозрениями.
— Правильно!
— Ратомир!
— Что?
— Во-первых, не нужно лишних эмоций: мы еще ничего не доказали.
— Угу. — Восторгов у повелителя Марьина поуменьшилось.
— Во-вторых, я буду очень благодарен, если ты исключишь из списков подозреваемых королеву. Я ручаюсь, что она ни при чем. Мы говорили с ней, мы обсуждали ситуацию, поверь: меня Всеслава не обманула бы.
— Уверен?
— Всеслава знает, что, если солжет мне насчет смерти Берислава, я уйду.
— Она королева, — тихо напомнил повелитель Марьина. — У нее могут быть свои резоны.
— Мы любим друг друга, — так же негромко ответил Мечеслав. — Прими это как данность. Или вспомни, что подразумевается под этой фразой.
— Ладно, ладно, не кипятись, — проворчал Ратомир. — Я все понял, и я все сделаю.
Разговор закончился.
Повелитель Сокольников посмотрел на часы, прикинул, сколько времени потребуется Ратомиру на выполнение приказа, и понял, что к полудню, максимум — к часу дня, все бароны Зеленого Дома будут знать о подозрениях.
— Это хорошо. — Мечеслав потянулся было к радио, но телефон вновь зазвонил. — Да?
И услышал взволнованный женский голос:
— Барон Мечеслав?
— Он самый.
— Слушайте и не перебивайте, у меня мало времени. — Голос срывался. — И не называйте вслух мое имя!
— Я его не знаю…
— Помолчите! Меня зовут фата Давора, я служу в дружине Дочерей Журавля, в прямом подчинении у Миланы. Я входила в группу по расследованию смерти барона Берислава. Мы должны встретиться и поговорить.
— Почему со мной?
— Я не смогу добраться до королевы. Меня не пустят. Если я появлюсь во дворце, меня убьют. Как Верею.
— Что?
— Вы еще не знаете? Барон, все слишком далеко зашло. Кое-кто закусил удила, и у меня есть предположение… Мне пора! — Женщина выдержала паузу, словно оглядывалась по сторонам, потом торопливо продолжила: — Барон, в ту ночь, когда погиб Берислав, погибла фата Верея. Потом пропал Избор. Возможно, я буду следующей.
— Да что, черт возьми, происходит?!
— Запомните адрес…
— «Ишо тва виски мля», — прочитал Расций и присоединил грязную бумажонку к пачке остальных, что держал в левой руке. Затем помахал перед носом надушенным платочком и вновь посмотрел на Копыто: — Ты писал?
— Не помню. — Уйбуй умильно улыбнулся. — Ваще не помню, в натуре.
— Есть свидетели.
— Если есть, то я.
— А если нет?
— Если нет, то не я, в натуре.
— Пытаешься меня надуть?
Копыто тщательно осмыслил происходящее, после чего выдал неутешительное:
— Дык, вроде бесполезняк, кажися.
— В натуре, бесполезняк, — подтвердил Расций и тут же, опомнившись, поправился: — Меня не обманешь!
Расций управлял самым грязным (в буквальном смысле слова) заведением Тайного Города — родовым кабаком Красных Шапок «Средство от перхоти», что располагался непосредственно в Южном Форте. В Бутово Расций наведывался нечасто, здоровье берег, однако, когда появлялся, не забывал устроить показательную порку наиболее злостным неплательщикам. Сегодня под раздачу попал Копыто. И вовсе не потому, что задолжал больше других сородичей, — Расций мог учинить расправу над любым дикарем, поскольку все обитатели Южного Форта были должны «Средству от перхоти», — а в силу лени. Вчерашняя вечерняя пирушка плавно перетекла в ночную, затем в раннеутреннюю, после чего сомлевший Копыто не обнаружил в себе сил оставить кабак и завалился спать под стол, где уже храпели Контейнер и еще несколько бойцов. А утром уйбуя повязали. Тепленьким и дурно пахнущим.
— Тридцать расписок за две недели!
Копыто шмыгнул носом.
— У тебя что, денег не было?
— Деньги я тоже приносил.
— А почему расписки не оплачивал?
— Кто же долги возвращать станет, пока наливают? — удивился уйбуй. — Что я, больной, что ли?
— А какой ты? — осведомился Расций, повторяя операцию с надушенным платочком.
Копыто подвигал плечами и сообщил:
— Связанный.
И в этом была правда.
Нанятые Расцием Гниличи вытащили уйбуя из-под стола, обыскали, отобрали оружие, связали и поставили к стенке, как раз напротив главной кучи мусора Южного Форта, аккурат под великофюрерским портретом. Сами теперь толкались позади Расция, многозначительно потряхивая дробовиками.
Что настораживало.
Вообще-то в Южном Форте предпочитали вешать, а не расстреливать, однако сейчас готовилась не государственная экзекуция, а частная, можно даже сказать — коммерческая, что допускало отступление от общепринятых правил.
— Ты знаешь, сколько должен?
Копыто посопел, после чего осторожно осведомился:
— Много?
— Кучу, — подтвердил Расций.
— У него еще машина есть, — услужливо сообщил кто-то из Гниличей. — Вон стоит, квадратная.
Конец покосился на заляпанный грязью «Мерседес», подумал и приказал: