Рецепт предательства
Шрифт:
Последняя фраза Тамары заставила меня вспомнить, что имеется еще один неразрешенный вопрос, касающийся этой истории, и я спросила:
– Тамара Львовна, вот вы сейчас упомянули об услуге вашего друга Леонида… Если я ничего не путаю, у него ведь тоже был сын?
– Да… был. Именно – был. Бедный мальчик! Бедный Леня, как ему, наверное, было тяжело…
– Да, он умер в совсем юном возрасте, вы упоминали об этом… А когда это произошло?
– Да вот… около года назад… может быть, чуть меньше. Подхватил где-то простуду, потом признали острую пневмонию, зетем нашли какую-то инфекцию… все произошло
Возможно, Тамара еще долго делилась бы со мной своими материнскими чувствами, но чувства, нахлынувшие в тот момент на меня, были не менее сильными, и я стала прощаться.
«Легочная инфекция! Легочная инфекция! – стучало в голове, когда я спускалась к машине. – Заражение и смерть в считаные дни, точно так же, как со Всеславиным… Нет, таких совпадений просто не бывает».
Я села за руль, но сейчас совершенно точно не готова была управлять автомобилем. Связь между этими двумя одинаковыми смертями была очевидна, но в чем она заключалась, я пока не представляла себе.
«Какой-то злой гений микробиологии, испробовав свое тайное оружие на сыне Леонида, потом, уже действуя наверняка, заразил Всеславина? Или эти двое, старый и молодой, были как-то связаны и пострадали за одну и ту же вину? Или эта связь объединяет всех троих, ведь сын Всеславина тоже пострадал от болезни легких?»
Вопросов было бесчисленное множество, а вот с ответами имелась проблема.
Пожалуй, теперь самое время пообщаться с этим загадочным Леней. Он – единственный из окружения Всеславина, с кем я еще не встречалась. Конечно, обстановка неподходящая, семейное горе и все такое, но… живой же он, не каменный. Даже из того немногого, что я знаю о нем, видно, что личность эта не из жлобов.
Сейчас у него в семье горе, но иногда собственные проблемы делают людей более восприимчивыми к чужим несчастьям.
Рискну.
Я взяла трубку, чтобы набрать номер Леонида и договориться о встрече, но не успела сделать этого, поскольку загорелся экран и раздался звонок.
Высветился номер долгожданного Жени, и я поспешно и даже с радостью нажала зеленую кнопку.
– Таня?
– Да, Женечка, рада слышать тебя. Куда пропал?
– Я никуда не пропадал, я целыми днями занят исполнением твоих поручений.
– Ну, не преувеличивай. Не такие уж эти поручения… сложные.
– Ну, это как сказать. На меня тут некоторые уже косо посматривать начали. Скажут, какой-то шпион у нас завелся.
– Женя, не говори ерунды. Я просила только узнать…
– Ну да. Только узнать, кто приходил, кто уходил, что кому говорил и не слишком ли громко дышал.
– Женя…
– Ну ладно, ладно. Можешь не волноваться, я все выяснил. И кто приходил, и кто как дышал. Только, боюсь, разочарую тебя.
– Правда?
– Правда.
– Ну, валяй. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
– Это точно. Так вот, в течение двух недель, начиная от момента нашей с тобой встречи и раньше, посторонних, кроме тебя, не было!
Сказав это, бедный Женя даже выдохнул
– Так что с легионеллами, похоже, вышло все так, как я тебе говорил. Кто-то работал с ними, да и позабыл убрать образец на место. А поскольку этот вид задействуется у нас редко, произойти все это могло сто лет назад. Не важно, что Вадик недавно обнаружил. Так что… извини.
– Ясно… значит, посторонних, говоришь, не было…
– Не было. Хочешь верь, хочешь нет, я даже у охраны журнал смотрел. Тут у нас есть один парень… ничего такой… можно с ним договориться. Так вот я его попросил, сказал, что очень надо, вопрос жизни и смерти…
– Женя, ты просто сам себя превзошел!
– Ну да. Для тебя старался…
«…чтоб отвязалась», – закончила я за Женю недоговоренную мысль
– Так вот, он разрешил записи почитать. Я просмотрел за последние недели три. Никого! Только свои по работе. К Толику еще как-то заходил друг, это я и без журнала знаю, да он и не посторонний у нас. Его даже охрана не записывает. Они с Толиком на рыбалку вместе ездят, и живет он здесь где-то… не очень далеко. Часто бывает.
– Понятно. А друга, если не секрет, как звать-величать?
– Леонид.
Женя говорил еще что-то, потом попрощался и повесил трубку, а я все смотрела в пустоту, не в силах поверить, что неуловимая нить, всякий раз ускользавшая из рук, наконец-то поймана и это бесконечное расследование, измучившее меня бесчисленными неопределенностями, завершено.
Уже не опасаясь, что наплыв неотступных размышлений и дум помешает мне следить за дорогой, я включила зажигание и спокойно поехала домой, понимая, что вся необходимая информация уже мною получена и осталось только построить ее в систему.
Глава 9
Поднявшись к себе в квартиру, я наконец-то заварила долгожданный кофе, поудобнее устроилась на диване и стала размышлять и сопоставлять, постепенно выкладывая из перемешанных и разрозненных пазлов стройную и гармоничную фигуру произошедшего.
Теперь воистину пришло время собирать камни. Все незначительные мелочи, все оговорки и недомолвки, казавшиеся только ненужным информационным мусором в ходе расследования этого одного из самых необычных моих дел, сейчас, когда все уже было ясно, занимали свое место в общей картине, делая ее целостной и завершенной.
О мудрейший из мудрых, непревзойденный в своей проницательности женский инстинкт! Была бы я поэтом, сочинила бы воспевающий тебя стихотворный гимн.
Как догадалась Тамара? Что толкало ее при очевидно-естественном диагнозе настоять на версии убийства?
Неприязнь к Мазурицкому?
Не знаю. Может быть, и так. А может быть, это он, древний инстинкт, будоражил и не давал покоя, вопреки всем очевидностям призывая к борьбе. Борьбе за свое право знать правду.
Движимая, наверное, тем же инстинктом, я взяла листок с переписанными мною еще в самый первый день телефонными звонками Всеславина и, сопоставив с продиктованным Тамарой номером Леонида, обнаружила, что звонок с этого номера имел место. Ровно за три дня до смерти. Как раз тогда, когда посетила Владислава Викентьевича неожиданная «легкая простуда».