Рецепты Апиция. Миссия 3
Шрифт:
Помню, у нас с Домицианом состоялся бестолковый разговор на эту тему.
– Ты же знаешь, что Астарта - жена Баала, согласно представлениям народов Междуречья?
– спросил я его.
– Знаю, - говорит.
– А ты не опасаешься, что Баал повелит пальмирцам отомстить нам?
– Да не волнуйся, - он только отмахнулся. Вообще не напрягся.
Оттого напрягся я: у него либо козырь какой-то есть, либо он безумен. Уж лучше бы первое.
Вот так, погружённый в тягостные мысли, я и добрался до той самой Пальмиры, качаясь между двумя горбами верблюда, - трибуны
Лагерь мы разбили довольно далеко от города, чтобы не нервировать его владельцев. Впрочем, это место - большой рынок, и нас, не проявивших агрессии, довольно ласково приняли. Мы провиантом закупались, да и легионеры получали отпуск, оставили там немало денег.
В общем, мирно разошлись бортами, как нам тогда показалось.
Даже я неплохо там гульнул, с пользой провёл время. Рынок в Пальмире довольно необычный, даже в Риме таких нет. До современных вам восточных базаров не дотягивает, но близко. Особенно на фоне всего, что я видел ранее здесь, в прошлом. Разнообразие в этом пересечении караванных путей большое, и уже сейчас прослеживается тенденция к пестроте, с которой у нас ассоциируется Ближний Восток.
Даже в других городах караванщиков ничего подобного я не видел. А мы их уже два прошли, и несколько поселений помельче, но тоже с торжищами.
Помимо повседневных товаров, тут есть и дорогие вещи: пряности, оружие, ювелирные камни - это не просто розничный рынок, но и точка обмена между караванами, пришедшими из разных уголков полуострова.
Среди вот таких безделиц я и нашёл сокровище. Правда, похоже, дефектное. Один сморщенный старик с наглой рожей продавал кинжал, очень похожий на тот, который я выловил в море в родных местах. Даже вздохнул с ностальгией, вспомнив большую воду и провонявший гниющей рыбой воздух.
Ножны тоже имелись, и тоже похожие на те, скрывающие. Правда они ему не нужны для аналогичных целей: кинжал не светился волшебством, походил на резную безделушку. Ножны лежали рядом, но никакого волшебства не излучалось, нечего им блокировать.
Я указал на интересующие меня вещи и поинтересовался ценой сначала на греческом, потом на латыни. А торговец вместо ответа разразился бранью. Странный он - торговать пришёл или регистратуру в поликлинике пародировать?
– Господин, вам нужна помощь с переводом?
– ко мне подошёл парень из местных. Примерно моего возраста, но локальной, чёрненькой породы. Раб, судя по ошейнику - местные так метят своих. Это в Риме раба от бедного простолюдина не отличить.
Говорят, когда-то Сенат на полном серьёзе обсуждал особую униформу для них или просто как-то метить, чтобы сразу было видно, кто перед тобой: бедный, но свободный, или раб. Всё-таки одежда в древних обществах - это не способ выпендриваться, а прежде всего показатель статуса. Ну, да. Кому я вру. И выпендрёж, конечно, имеет место быть, но в гораздо меньшей степени, чем в будущем. Чувство ранга в жестоких обществах более ярко выражено. Здесь за одёжку не по статусу и прирезать могут. Здесь не только молодёжь,
Отклонили предложение сенатора-умника. Какой-то мудрец сказал, мол, не дай боги, рабы увидят, сколько их. Неспокойные времена спровоцируем.
– Зачем мне перевод? И так ясно, что он ругается. А конкретные слова не важны. Вот если ты сможешь выторговать у него кинжал и ножны, заплачу серебряный.
– Годится, - парень довольно улыбнулся и принялся препираться со стариком.
Я не понимал этого языка, но ясно и так, что не идёт старик на уступки.
– Говорит, не продаст римлянину ничего даже по десятикратной цене.
– А сколько он за него просит-то? Или и цену не назовёт?
– Да это всем известно, - важно сказал переводчик.
– Он его уже давно продать не может, - парень закатил глаза и принялся загибать пальцы, что-то высчитывая: - На римские деньги получается почти десять тысяч.
– Ассов? Сестерций?
– спросил я с надеждой. (exp.: со времён Октавиана Августа в одном денарии четыре сестерция и шестнадцать ассов)
– Денариев, - покачал головой парень.
– Оттого и не продаётся. Это память о сыне, он нашёл этот кинжал во время путешествия с караваном. Песчаная буря открыла какие-то развалины. Там и нашёл. А потом его снова замело, больше этого мёртвого города никогда не видели.
– Не басня? Может, прирезали кого-то, да сочинили небылиц?
– я как-то скептически отнёсся к такой легенде. Да, ветер может наметать и двигать барханы, но город за один раз не откроет и не спрячет потом. На это годы уйдут. Если боги не вмешаются, конечно.
– Так кто ж знает-то? Наверное, если бы все верили, то не залежался бы ножик.
– И то верно, - пришлось согласиться.
– Парень, а ты сам сколько стоишь? Сколько языков знаешь?
– мне вдруг подумалось, что идти по этим местам ещё долго, а говорящий на местных языках был бы полезен.
– На всех языках! Всех народов, которые заходили в Пальмиру!
– парень даже приосанился от гордости.
– Прямо так уж и на всех?
– усомнился я по-русски.
– Нет. Такого не знаю, - хорошо, что признался. Честный. Да и удивился он сильно.
– Ладно. Веди-ка ты меня к твоему хозяину, раз с покупкой кинжала не вышло. Спроси напоследок, не передумал ли?
Ничего кроме новой порции брани, которую я велел не переводить, старик-продавец так и не произнёс.
– Идём?
– я не стал дослушивать брань.
– А зачем это мне?
– набычился парень.
– Может, я не хочу!
– Хм... Наверное ты прав. Зачем мне такой дерзкий раб? К тому же которого придётся освободить, когда вернёмся в Рим.
– Придётся?
– парень клюнул на наживку.
– Ну, да. По римским законам, пробуждённый раб может потребовать освобождения без выкупа. В царские времена таких в ауксилии брали насильно. В армии только свободные воюют, рабов в Риме не вооружают. Обычно, - я вспомнил про гладиаторов и охрану.
– А нынче они клиентами освободившего становятся.