Red is my favourite colour
Шрифт:
Амелия устала, задышала сбивчиво, тяжело. Виновато закусила губу, когда очнулась от исступления. Момент растворился, рассеялся и оставил в моей душе глубокую рваную рану. В этот раз я так и не смог кончить, погрузившись в собственные мысли и стенания.
Уснули на противно мокрой и холодной постели, инстинктивно прижимаясь друг к другу горячими телами. В тот миг я бы всё отдал, чтобы проклятый полдень не наступил никогда.
— Который час? — Амелия потянулась, забавно растопырив пальцы на ногах
— Полпервого. — Из-под подушки достал свои старые часы с зелёным ремешком, покрутил туда-сюда, ориентируясь в циферблате. Взгляд Амелии похолодел, стал враждебным и загнанным.
— Почему не разбудил?! — всплеснула руками, одеяло размоталось и упало. Я отвернулся, будто не ласкал это тело каких-то три часа назад. — Почта уже была? — она словно не замечала своего вида — носилась по палатке, вприпрыжку надевала брюки, застёгивала рубашку, наскоро обувалась, искала очки.
— Думаю, да. Надо проверить сов на улице.
Я не спешил вставать. Казалось, если покину наше ложе, момент будет навсегда упущен и забыт. Всё, что произошло здесь, развеется по ветру, попрячется по углам и выметется сором.
Она выскользнула на улицу, загнав поток промозглого ветра внутрь. Я поёжился и беззлобно цокнул. Мерлин, останови время, нашли чуму или войну на землю, лишь бы она вернулась ко мне в постель.
***
В руках шуршало холодное письмо. Руки затряслись, в глазах встали слёзы. Милый… милый мой медноволосый принц, прости-прости-прости!
Я вихрем ворвалась в палатку, стала торопливо собирать разбросанные вещи, искать палочку, так не вовремя куда-то запропастившуюся. Не обращала внимания на Себастьяна, теперь в голове крутилось одно: успеть.
— Подожди меня, вместе поедем в Министерство.
Я отмахнулась. Совершенно не было желания что-то ему объяснять.
— Я не в Министерство. Надо по делам.
Вылетела, побежала по мокрому снегу, увязая в грязи, напрямик к домику с камином. На секунду застыла, заметив новый волчий труп.
«Вот сволочи», — в голову резко пришла догадка, что происходит. В горле засаднило. Надо спешить.
— Милый мой, хороший. — Я покрывала клюющими поцелуями всё его солёное от слёз лицо. — Посмотри на меня, прошу. Просто посмотри. — Обхватила его горящие щёки двумя руками, слегка растормошила — пьяный вдрызг.
— Мама… Они… Она… — Гаррет полулежал на полу и совершенно не мог говорить, язык заплетался, а голова, точно свинцовая, висела на шее.
— Что с мамой? Скажи, скажи мне! — я почти срывалась на истошный крик, пытаясь заглянуть в его изумрудные глаза. С остервенением вырвала из его ослабевших рук пустую бутылку огневиски. — Тебе ведь нельзя пить!
Поняв, что у Гаррета мне ничего не узнать, оберегающе прижалась всем телом к его. Уткнулась
— Я буду рядом, потому что ты всегда был со мной, мой… родной. — С губ сорвалось то самое слово. Как долго я не могла его выговорить, но оно нетерпеливо пульсировало на языке все два года. Определённо, родной. Самый близкий.
Март 1893г.
Совершеннолетие, которое я так ждала. Мне хотелось избавиться от своего нелепого тела, будто бы в этот день с меня слезла бы старая кожа, и я покрылась бы новой, забыв обо всём, что было.
В гостиной собирались люди — я слышала это сквозь дверь нашей комнаты. Душу разрывало воспоминанием, что произошло полтора года назад на дне рождения Сэллоу. Я стиснула крепко зубы и изо всех сил постаралась выбросить наваждение из головы. Сегодня мой день, а значит, ничего мне его не испортит.
Когда вышла в звенящую весельем гостиную, улыбаясь во весь рот, краем глаза уловила удаляющуюся спину Себастьяна. Я наступила себе на горло, пригласила его, чтобы забыть всё старое, не хранить детских обид, а он покидал гостиную, даже не поздравив.
— Сказал, что надо делать какой-то проект. — Пожала плечами обеспокоенная Натти, кормя Оминиса желейными конфетами прямо с рук.
Стало нестерпимо интересно узнать, что же это за проект такой, который не терпит отлагательств. Внутри меня бушевала буря, подстёгнутая алкоголем и воспоминаниями прошлых обид.
Как по наитию, крадучись, направилась в сторону Когтеврана. Причмокивающие звуки поцелуя, тяжёлое дыхание, шёпот — в общем, почти всё то же самое, что и в тот раз. Я даже не удивилась — расхохоталась, как ненормальная, и, захлёбываясь горькими слезами, побежала туда, где меня всегда ждали в тёплые и заботливые объятия.
— Почему плачешь? — Гаррет вскинулся с кресла, завидев меня, а я со всей дури врезалась ему в грудь. Он, как большой и добрый медведь, укрыл меня своей нежностью. Ничего больше не спрашивал — знал единственную причину моих слёз.
В тот день я подарила ему свой первый настоящий поцелуй. Кровоточащий болью, тоской, горечью, но всё же настоящий. И ни разу об этом не пожалела, никогда.
Я всё думала о словах Луизы, сказанные во время нашей с Корбатовым поездки в Рай. Я совершенно случайно, на исходе обучения, узнала, почему Сэллоу никогда толком не ходили на Прорицания — на них не работают никакие гадания.
Получается, Луиза говорила про Гаррета? Но теперь, по прошествии долгого времени, мне кажется, что она была неправа. Да, у нас не получается физической близости, но наши души сплелись воедино ещё под той омелой, когда я думала, что не проживу больше ни дня. Теперь же он — единственный луч света в моей тёмной-претёмной жизни.
Он беспокойно уснул у меня на руках, пока я бормотала ему то, что не сказала бы, будь он в трезвом состоянии. Гладила его по рыжим кудрям, считала каждую встретившуюся на пути родинку и веснушку.