Редакционные статьи
Шрифт:
— Н-да…
Помолчали мы, задумались. Ловкий плут Арон Бибер, да ведь очень уж прост и Тихон Семибратов. Даже не жаль: дураков учить надо, а за науку обычно плату берут… Вслух этого мы с Агафоном Синицыным не сказали Тихону, а после между собой в этом смысле перекинулись словцом.
— А нельзя ли будет его к ответности притянуть? — прервал молчание Семибратов.
— Кого?
— Арона Бибера.
— Да как же вы это сделаете?
— Нельзя? А почему мои семь целковых — трудовые! — должны пропадать, когда у него дом о пяти этажах? Чистейшей брехней набрехал и то, и это… разве это можно допускать?
Долго-таки судили-рядили мы: нельзя ли при наличности
Все это было резонно, и все-таки, в конце концов, пришли мы к неутешительному выводу, что семь целковых пропали: скользка, как угорь, порода Аронов Биберов, ничем не ухватишь ее…
— Носи, брат, потитух на вате, свой, природный, — сказал Агафон Синицын, — тижаловат, да надежен, а визитка от Арона Бибера — она, конечно, может, по журналу сделана, да не по нашим костям…
На том и порешили.
Вспомнил я этот случай с визиткой от Арона Бибера и думаю: как будто недавно было это и как давно все-таки… Сколько событий, сколько перемен — печальных и горьких… Сгинул где-то Агафон Синицын — увлекся керенками, пошел в Царицын. Сменил Арона Бибера Леон Троцкий и новую визитку напялил на доверчивого казака Тихона Семибратова. И знаю: кается уже мой простоватый станичник ныне и проклинает и гнилую визитку, и Леона Троцкого, и свою слепую доверчивость простофили. Тоскует по своему казачьему бешмету и чекменю, прочному, уютному, веками обношенному и сердцу милому…
И в чем тайна обаяния той паскудной визитки Арона Бибера, спрятавшегося, может быть, под псевдоним этого самого Льва Троцкого (право, не умею я отличать эти распространенные русские фамилии — Нахамкесов [17] , Биберов, Кацов, Бронштейнов, — путаю, кому какая принадлежит)? «Мир без аннексий и контрибуций»? — «Интернационал»? — «Циммервальдская программа»? — «Российская коммунистическая федеративная республика?»
Все это — визитка от Аронa Бибера, сшитая, может быть, «по журналу», но гнилая, полосатая и негодная для плеч казацких…
17
Нахамкес — фамилия видного меньшевика, участника революции 1917 г., редактора «Известий» Ю. М. Стеклова (1873–1941). После октября 1917-го перешел к большевикам и проводил пропаганду классовой борьбы и ненависти. Его имя в те годы стало нарицательным.
И нам дорого пришлось заплатить за эту визитку… Заплатить великой родиной-матерью Россией, растерзанной на куски, заплатить потоками родной крови казачьей, морем слез казачьих осиротелых семей… Подлый мир «без аннексий и контрибуций» заключен был лишь для того, чтобы разжечь братоубийственную гражданскую войну, опустошить страну, оголить доверчивых пошехонцев «советской республики». От свободы осталась одна «стенка»: хочешь — лицом становись, хочешь — спиной, это свободно допускается перед отшествием к праотцам… Вместо старого, не очень совершенного порядка — новый, и никогда еще мир не видел такого бесшабашного казнокрадства, грабежа, бесследной расточительности, как при советском правительстве…
Не могу выразить всей беспредельности
Но верю: поймет все-таки казак и уразумеет, что его родной чекмень и прочней, и уютней, и благородней гнилой лодзинской визитки. И вернется к национальному своему облику…
ЧУВСТВО ЧЕСТИ И ДОСТОИНСТВА
Бывают ушибленные места, к которым нельзя прикоснуться, чтобы не вызвать мгновенной и острой боли. А в непрерывной сутолоке жизни прикасаться приходится и надо. К таким больным, ушибленным местам нашего государственного бытия, нашей современной истории подходит вопрос о союзниках. По чьей вине ушиблись мы об этот вопрос — по чужой ли, или по своей собственной, — устанавливать нет особой надобности. Ушиблись — это несомненно. Теперь осторожно и осмотрительно приходится накладывать целительный пластырь на ушибленное место.
Английская миссия была в Новочеркасске, была на Донском фронте. Серьезная материальная поддержка со стороны Англии — несомненный факт, реальным свидетельством которого является огромное количество снаряжения, оружия, обмундирования, медикаментов и всяких технических средств, доставленных английскими кораблями. Нам, русским, борющимся с разрушительными противогосударственными силами, разваливающими Россию, остается только разумно, вовремя и умело использовать это техническое богатство. И надо перестать обывательски надеяться на то, что кто-то должен еще повалить нашего врага, а уж с лежачим тогда мы и сами, пожалуй, справились бы…
Однако нудное нытье о «живой силе» нет-нет да и зазвучит в воздухе, насыщенном обывательской паникой, шкурничеством и соображениями об ориентациях, уже потерпевших чувствительный удар. Есть эта мечта, и никакие уроки жестокой действительности не преобразят шкурников разного вида и ранга в граждан, несущих в сердцах своих святой огонь самопожертвования. — «Это очень удивительно, что вы нуждаетесь в живой силе — а вы в ней действительно нуждаетесь, — говорил генерал Бриггс [18] в частной беседе, — состав корпуса у вас очень малолюдный. Но уверяю вас: если бы мне завтра дали полномочия, я в одном Ростове мобилизовал бы не менее двух корпусов здоровых, молодых, вполне годных для фронта людей. Если бы у нас в Англии оказался хоть один такой человек, не бывший на фронте, ему никто не подал бы руки, женщины застыдили бы его как лишенного всякого чувства чести».
18
Генерал Чарльз Бриггс — с конца 1918 по конец 1919 глава британской военной миссии в Южной России.
И когда это слово — «честь» — прозвучало в устах англичанина, в нем почувствовалась та полновесность и значительность, от которой мы за два года революционного пустословия совершенно отвыкли. Что-то дорогое, святое, когда-то близкое, а ныне полузабытое, напомнило это великое слово. В многозвучном прошлом казачества в дни тяжких испытаний, в полосу потрясений и бед умели дорожить им, этим словом, те, чье славное имя досталось нам в наследие, чьими трудами, потом и кровью создан наш казачий уклад.