Reet-K

Хх Миро

– Но её и в духовке, без фольги, можно запечь точно так же до обугливания.

– Вера, не ломай мне кайф. Считай меня картофельной фетишисткой. А то сейчас скажешь, что картошку можно и зажигалкой обуглить. Только хардкор, только живой костёр.

– Поняла, – кивнула Вера, что-то вытирая салфеткой у меня на губах, видимо сажу. – Вкусно?

– Угу, – кивнула я, жуя. – Ну, так как на счёт жить всегда? Ты, хитренькая, не ответила.

– А тебе как ответить, лирически или логически?

Я хмыкнула:

– Знаю я эти лирические ответы. Красиво, но ни о чём. После таких ответов, если не пузыри

пускать, а подумать, то вопросов ещё больше возникает. Отвечай логически, здесь я хоть поспорить смогу.

Вера съела свой кусочек картошки и спросила:

– Определение жизни знаешь?

– Учили, наверное, по биологии в школе, но я не помню.

– На самом деле, определений много, – сказала Вера. – А если определений много, то обычно это означает, что исчерпывающего определения нет.

– Хоть парочку озвучь для примера.

– Например, жизнь – это способ существования белковых тел.

– Ужас какой, – передёрнула я плечами.

– Или другое. Жизнь – это активная форма существования материи от рождения до смерти.

– Вера, ты специально выбрала такие определения, которые состоят из слов, которые сами все не определены? Что такое существование, что такое белковое тело, что такое рождение, что такое смерть?

– Ну, а что такое жизнь по-твоему? – спросила Вера. – Согласно определениям, ты – белковое тело, существующее от рождения до смерти. Вот твоё существование и есть жизнь. Самурайка, не белковое тело, хоть и существует от создания, которое можно назвать рождением, и до окончания функционирования, которое можно назвать смертью. По первому определения это не жизнь, а по второму жизнь, поскольку есть начало и конец. И такой софистикой можно заниматься бесконечно. Философы и занимаются.

Я в свой стаканчик налила ещё вина, выпила и спросила:

– И что, никакого логического просвета? Только хардкор, только лирика?

Вера пожала плечами.

– Вот ты для себя, не зная ни одного определения и даже никогда не думая о них, как различаешь живое и не живое.

– Ну, с живым я могу общаться, – сказала я первое, что пришло мне в голову и показавшееся очевидным.

– Не обязательно, – сказала Вера. – Например, с деревом ты не можешь общаться, с бактерией тоже. А с колонкой Алиса можешь. Подумай ещё. Чем живое однозначно отличается от неживого?

Я откусила картошки, сунула в рот кусочек сала.

– Питание!

– Самурайка тоже питается, – сказала Вера. – Жрёт бензин.

– Тогда размножение! – воскликнула я. – Все живое размножается, даже… – и тут я осеклась.

– Да, я не размножаюсь, – заметила Вера моё замешательство. – Так и ты тоже, кстати. Если подходить персонифицировано, то женщина без мужчины или мужчина без женщины тоже не размножаются. Нужна женская яйцеклетка и мужской сперматозоид. Есть виды, у которых однополое размножение, деление, почкование. Получается, что живые только они?

– Нет, – сказала я. – Мы тоже живые. Просто надо говорить, не "я" могу размножаться, а "мы" можем размножаться.

– Ну, вот тебе и определение, что такое жизнь, – сказала Вера. – Жизнь – это размножение вида.

– Тоже так себе определение, – заметила я. – Что такое вид? Что такое размножение? – Меня увлекла эта игра в логику. – Самурайка, тоже своего рода вид. Вид автомобиля. Мы его

производим, то есть он размножается. Выходит, самурайка живая? И жрёт, сволочь, да, – мне стало смешно.

Вера тоже улыбнулась:

– Видишь, как хорошо быть философом. – А теперь вспомни свой вопрос и перефразируй его в рамках нашего определения жизни.

Я подумала и сформулировала:

– Ты хочешь размножаться вечно? Господи, но ведь так никто не спрашивает!

– Конечно, не спрашивает. Зачем об этом спрашивать вид? Он только это, в сущности, и делает. И будет жить, пока это делает. А перестанет размножаться – тут же исчезнет.

– Логично, – согласилась я. – Ну, а самурайка все-таки живая, согласно нашему определению?

– Кто это может знать, – риторически вымолвила Вера. – Люди уже сами как боги. Они воспроизводят самураек и делают их живыми, они воспроизводят роботов и делают живыми их, они воспроизведут звезды и сделаю живыми звёзды. А самих людей, сквозь немыслимые количества попыток, инициированных вселенской волей, не поддающимся никакой логике демиургическим актом извергла из себя алформация, которая есть Бог!

Я, глядя на Веру, от потрясения открыла рот! Это что я сейчас вижу? Киборг, впав в экстаз, читает мне проповедь?

– Таня, очнись, – Вера взяла меня за руку. – Это я тебе воспроизвела лирический вариант, а логический немножечко другой.

– Какой же? – растеряно спросила я.

– В более правильной формулировке это звучит так. Алформационный объект, способный реплицировать себя на основании своего спектра и в иной, отличной от своей, локализации, является живым.

На этом историю про Ритку можно бы и закончить. Вот так, с водевильным "пшы-пшы ниачом" в финале. А что ещё рассказывать? Всё известно.

Дальше будут проходить дни, месяцы и годы, и больше ничего особенного произойти не должно. Фирма "Арита-К" разовьётся и наберёт обороты, я через три года выйду замуж за Ваню, хотя учёбу ещё не закончу, а продолжу в аспирантуре, а затем в Германии в Ганновере. Потом у нас родится дочка, а Вера так и будет жить в Новосибирске, раз в три-четыре года меняя место и перебираясь из одного района в другой, подальше.

Реальная жизнь не похожа на приключенческий фильм или роман – это фраза, сказанная и написанная уже, наверно, миллион раз, удивительно реалистична и правдива. В нашей сегодняшней повседневной реальной жизни киборгу Ритке ещё нет места. Вере, пытающейся стать обыкновенной женщиной, такой, как все, место есть, но всякий раз, как только жизнь заметит в Вере что-то нечеловеческое, Вера "вылетит" с этого места и будет искать себе новое, сначала. Не очень-то завидная судьба – быть всегда и везде иной и постоянно контролировать себя и притворяться, пряча свою инаковость. Наверное, только киборг так может. Нормальному человеку это не под силу – натура где-нибудь обязательно бесконтрольно проявится. Нельзя годами 24 часа в сутки себя контролировать. Даже Штирлиц пёк в камине картошку и беззвучно пел русские песни. Интересно, что бы делала Вера? С нелегально купленным помповиком в багажнике уезжала бы подальше в лес и стреляла, не имитируя человеческую мимику и движения? Не плакать же она туда ездила бы, если говорит, что плакать не умеет, и не картошку печь.