Потерпите, Марина! Сейчас еще добавлю новокаин. Очень трудно подобраться к вашему червеобразному отростку. Он весь окружен спайками, столько дней воспаление здесь шло. – Невский, действительно, проводил ювелирную работу, выделяя огромный, темно-красного цвета, распухший, готовый вот-вот лопнуть аппендикс.
–
Ой, мамочки, я сейчас умру!
–
Не умрете, мы вам не дадим это сделать, тем более что вы еще не дорассказали историю своей жизни.
–
Подчиняюсь, доктор!
Мама так и осталась на пенсии, водилась с внучкой. А я пошла на работу. В школу уже не захотела – да и кто меня возьмет, я ведь даже не доработала положенных трех лет
после выпуска. Ткнула наугад на доске объявлений на улице «Требуются» пальцем в третье снизу. Отправилась на завод. Окончила быстрые курсы, стала работать в цехе на кране. Были и свои плюсы: получка у крановщицы была намного больше, чем у учителя. Коллектив, правда, в основном мужской, суровый, грубый. Но я уже опытная женщина. Научилась отшивать с одного слова. Жить с мамой нам стало легче, появились и «лишние» деньги. А через год я от завода место в яслях получила, как мать-одиночка. Мама там же устроилась нянечкой – все с внучкой была поближе. Выручали меня, как и раньше, книги. Читала, учила многое наизусть, чтобы окончательно не огрубеть на своей работе. Тем и выжила, не «обабилась».
– Татьяна, салфетку большую! – Невский поспешно обернул выделенный, наконец, воспаленный отросток. – Коля, подержи осторожно, не дай Бог лопнет, а я накладываю кисетный шов на слепую кишку. Будем удалять лишнее у на шей Марины. Этот аппендикс давно уже просится в банку.
Хирург подготовил специальный «погружной» кисетный шов, отсек острым скальпелем отросток, обработал «культю» йодом и плавно утопил ее в слепой кишке, завязав кисетный шов. Самое сложное было позади. Ассистент положил аппендикс в протянутую операционной сестрой стерильную баночку. Тут он и лопнул на глазах у всех. Это было чудо. Они успели так вовремя!
–
Все, Мариночка, вы теперь будете весить гораздо меньше. Мы убрали вашу «бяку». Все получилось! Вы родились в рубашке, ей Богу! Вас ждет еще счастливая жизнь впереди! – Невский откровенно радовался. Еще немного промедления, и живот наполнился бы гноем. – Продолжайте вашу исповедь. Поверьте, мы все вас слушаем. Все, зашиваемся послойно, – бросил он уже Татьяне.
–
Ладно, я уже заканчиваю. Мне так хотелось семейного счастья, хотелось найти отца для дочки. А на заводе, увы, не было кандидатов. Два года на заводе пролетели не заметно. В конце лета 81-го я случайно встретила подругу по школе. Она приехала в отпуск из Афганистана, работала там официанткой. Рассказывала настоящие сказки о чудесной жизни за границей. Одним словом, она меня и уговорила ехать сюда. Я уволилась с завода, уже приличные деньги на книжке накопила. Все это маме оставила. Вместе с подругой ходили по кабинетам в военкомате. Меня даже один офицер отговаривал ехать. Но я бросилась, как в омут с головой. В Кабул я, как подруга, не попала. Направили в Кандагар. А мне было все равно. Это ведь было чуть более года назад. А тогда в Союзе ничего не писали о войне в этой стране. Я ехала совершенно спокойно, вот и мама за меня не волновалась. Осталась одна со своей внучкой, ждет вот скоро в отпуск меня. Им ничего об этих трудностях не пишу, зачем расстраивать? Второй год здесь работаю, а своего суженого так и не встретила. Верю в это все меньше и меньше.
–
Да, – отозвался Невский, тщательно сшивая мышцы, – я, когда уезжал в июне в Афганистан, то запомнил последнюю программу «Время»: шел репортаж из этой страны и корреспондент взахлеб рассказывал о ликвидации «последней банды душманов». Он закончил словами: «Над Афганистаном теперь сияет чистое и мирное небо над головой!»
–
Ты ехал, хоть говорили о прошлых боевых действиях, а я ехал в декабре 80-го, то даже намека не было на войну в стране. Все хорошо, а солдаты садят деревья и вообще маются от безделья! – вступил в разговор Николай Сергеев, помогая Невскому накладывать швы.
–
Шьем кожу, накладываем тонкий косметический шов, но резинку в угол раны все же поставим. Уберем позднее. – Невский обратился к операционной
сестре. Та лишь согласно кивнула головой.
–
Ну, вот и все! Всем спасибо! – произнес оперирующий хирург, спустя несколько минут.
–
Что, уже все? Ой, как я рада, что все позади! А было почти не больно, это я немного преувеличивала от страха, а за разговором и время пролетело незаметно. Куда мне теперь?
–
Вас положим в палату реанимации.
–
Что, все так плохо?! – тут же испугалась Марина.
–
Все хорошо, но больше вас некуда положить, наша единственная палата женская и та сейчас заполнена офицерами. Все-таки дамы у нас редко лечатся. Ничего, полежите пока там, а потом видно будет.
Санитары вкатили каталку, переложили прооперированную и повезли в указанную палату.
8
Невский размылся. Доложил начальнику отделения о результате операции. Опытный Зыков нервничал, даже не пошел домой все эти шестьдесят минут операции, дожидался в ординаторской. Обсудили с ним назначения лекарств для Марины. Только после этого он ушел домой.
Старший лейтенант мысленно прошелся по все этапам операции, записал ее в журнал, а затем в «Историю болезни». Надо бы поесть – без ужина сегодня. Но ничего, позже еще чай в комнате попьет. А пока надо проведать Марину.
В реанимации горел дежурный свет. Женщина лежала в палате одна на ближней к выходу кровати. Она тихо плакала, размазывая слезы по лицу.
–
Что случилось? – изумился хирург.
–
Мне страшно! Вдруг швы разойдутся, и я умру. Что будет с моей дочкой?!
Невский сразу успокоился. Заверил молодую женщину, что шил «на совесть» лучшими иглами и лучшими кетгутовыми и шелковыми нитями. Можно поставить ей «знак качества» на животе и еще подписать – «гарантия 3 года!». Марина улыбнулась шутке. Попросила посидеть еще с ней. Александр поискал глазами табуретку, не нашел. Осторожно присел рядом на кровать. Взял руку, посчитал пульс – в пределах нормы. Она перехватила руку своей мягкой, теплой ладошкой, тихонько пожала, так и не отпустила.
–
Расскажи, как становятся хирургами в армии. Ты им сразу стал или специально научили? – Они не заметно перешли на «ты».
–
Нет, что ты. Конечно не сразу. Научить ничему нельзя, можно только научиться. Сам захотел – научишься. А военных врачей готовят на четырех военно-медицинских факультетах страны: Горький, Саратов, Куйбышев, Томск. Туда по желанию отбирают мужчин-студентов (говорят, будут и женщин) после четвертого курса обычного медицинского института. Последующие два года они уже в качестве военных слушателей учатся на пятом и шестом курсе этого факультета. Я заканчивал в Томске. Туда собирают ребят из мединститутов Сибири, Дальнего Востока и Урала, я ранее учился в Свердловске. Выпускник получает диплом военного врача по специальности – военно-профилактическое дело и направляется служить уже в войска. Есть другой путь: поступить на первый курс в Военно-медицинскую академию им. С.М. Кирова в Ленинграде и проучиться там все шесть лет. Наконец, некоторых выпускников медицинских институтов призывают на два года в армию офицером (если они получили звание на военной кафедре ранее), а часть из них так и остается потом служить на все 25 лет. А вот уже послужив в войсках, молодой медик может изъявить желание учиться по специальности в интернатуре в течение полугода. Так и становятся хирургами или терапевтами. В моем случае так и было – закончил интернатуру по хирургии, предложили место в госпитале в Печоре, где я и начал служить с сентября 1980-го. Далее оттачиваешь свои навыки в работе. У меня были отличные учителя-хирурги отделения. Назначали и дежурным хирургом, правда, сначала со старшим товарищем, потом доверили самостоятельно дежурить. Так и набирался ума-разума. Хирургия – это ведь навыки, надо «руку набить», чем больше, тем лучше.