Река Хронос Том 1. Наследник. Штурм Дюльбера. Возвращение из Трапезунда
Шрифт:
«Жалко, – неожиданно подумал Коля, – жалко, что у меня нет собаки, я бы приходил домой и ее бил», – и он улыбнулся этой детской и очень правильной мысли.
– Вы хотели что-то сказать? – спросил Колчак.
– Нет, ваше превосходительство.
– Давайте договоримся, Коля, – сказал Колчак, – когда мы на людях – я принимаю только формальное обращение мичмана к вице-адмиралу. Но здесь, вдвоем, без свидетелей… Ваше здоровье.
Коля поднял рюмку и заметил, как дрогнула его рука.
Адмирал назвал его Колей. Это
– Допивайте, допивайте, – сказал Колчак добродушно. – В такое трудное время доверие – основная связь между людьми. Все остальное слишком опасно – ни страх, ни деньги не могут обеспечить длительную преданность – преданность в страшные дни всеобщего предательства. Доверие! А доверие должно быть взаимным!
– Вы не спрашивали меня…
– Зачем? Чтобы заставить тебя лгать? А так твоя маска оказалась прозрачной, и контрразведка полковника Баренца за полдня узнала о тебе столько, сколько ты знаешь о себе сам.
Коля хотел подняться, но Колчак уловил движение, сказал жестко:
– Сиди. Умел врать, умей и слушать. Почему взял документы Берестова?
– Он мне сам их дал, ваше превосходительство!
– Меня зовут Александром Васильевичем, и наш уговор я не отменял. Когда же он успел их тебе дать?
– Я видел его перед бегством. Перед бегством в Румынию. Он хотел, чтобы я передал их его тете. Но тетя умерла, а документы остались у меня.
– Он жив?
– Нет, он погиб. Я бы не посмел взять бумаги живого человека.
– Бунтовщиков испугался?
– Как я могу доказать каждому пьяному матросу, – сказал Коля, – что я такой же русский, как он?
– Разумно. Но чтобы больше мне не лгать. Никогда. Ты хочешь еще что-то сказать?
– Нет, Александр Васильевич.
– Почему ты оказался в Севастополе? Почему дезертировал?
– Здесь тоже делаются дела, Александр Васильевич. Вы смогли бы провести такие дни в феодосийской глуши?
– Я действую иначе. Виски хочешь?
– Нет, спасибо.
– Ты неглуп. Ты догадался, что это моя последняя бутылка. Не посылать же авизо в Одессу? Ладно, Беккер… или фон Беккер?
– Просто Беккер.
– Разумеется, просто – вариант с «фон» годился только до войны. Мне надо, чтобы ты немедленно выехал в Ай-Тодор. Знаешь, где это?
– Разумеется.
– Поедешь туда инкогнито. Отвезешь мое письмо вдовствующей императрице. Оно никому не должно попасть в руки. Только императрице. От этого зависит судьба России, которая тебе, Коля, не должна быть безразлична.
– Когда выезжать? – Коля поднялся.
– Немедленно.
Коля добрался до Ай-Тодора с ветерком; на штабном моторе. Шоффэр, немолодой матрос Ефимыч, был неразговорчив. Когда за Байдарскими воротами дорогу впереди перегородило овечье стадо и пришлось простоять минут пять на людной дороге, шоффэр откинул полу бушлата, расстегнул деревянную кобуру «маузера»
За Байдарскими воротами поехали вниз, из тумана и холода, спускавшегося с гор, в весеннюю теплынь моря. Проехали Симеиз, и Коля вспомнил далекое лето, Лидочку – милую, смышленую ялтинскую девочку, ставшую спутницей несчастного Андрюши. Коле было искренне жалко Андрея – ничего против него он, разумеется, не имел и, сложись обстоятельства иначе, рад бы отдать руку за своего товарища. Впрочем, он ничего плохого Андрею и не сделал – тому не стоило суетиться и слушаться Ахмета. Ахмет… вот еще одна потеря. Где он? В Стамбуле?
Дворец императрицы в Ай-Тодоре, который она делила со своим племянником Александром Михайловичем, был скромен, и густая растительность тем более скрадывала его размеры. Коля хлопнул себя по груди, проверяя, на месте ли письмо. Он делал это уже сотый раз за дорогу, и грудь немного побаливала. Потом поправил синие очки – как у слепого. Это он сам придумал, чтобы его случайно не узнали по дороге. Автомобиль проехал открытые ворота, остановился у подъезда. Шоффэр поднялся по ступенькам и позвонил в звонок. Дверь долго не открывали.
Сидя в автомобиле, Коля достал из коробки на сиденье фуражку, надел ее вместо кепи, что было на нем для конспирации, снял синие очки, положил их во внутренний карман.
Дверь во дворец открылась – пожилой лакей в красной, обшитой желтым басоном ливрее высунулся из нее, испуганно спросил:
– Вам чего?
– Господин офицер от командующего флотом к императрице! – отрапортовал шоффэр неожиданно громко и четко. Коля и не подозревал, что у него такой голос.
– Ну и слава Богу, – сказал лакей. – Пускай господин офицер внизу подождут.
Он приоткрыл дверь шире, чтобы разглядеть автомобиль и Колю в нем. Вид его удовлетворил, дверь раскрылась еще шире, и лакей стал виден весь. На нем были черные штиблеты и белые чулки.
Коля, думая, что на него смотрят из окон, легко и изящно выскочил из авто и прошел к двери, на ходу расстегивая львиные головы – застежку черного плаща.
Он передал плащ лакею – бакенбарды висели у того по щекам, как брыли дога. Лакей аккуратно подхватил плащ, но так и остался с ним в руках, словно забыл, что надо делать дальше.
В прихожей было холодно, не топили, и сыро. По лестнице спустилась горничная в белом передничке и наколке.
– Я слышала, слышала, Жан, – отмахнулась она, видя, что лакей хочет объяснить. – Пойдемте за мной, господин офицер.
Горничная была миниатюрная, точеная и очень чистенькая. Коля подумал, как она изящна и изысканна в постели.
– Вы надолго? – спросила горничная. Такие вопросы горничные не задают, но если ты так хороша, к тому же служишь императрице…
– Я сегодня же уеду, – сказал Коля. – Но думаю, скоро вернусь.