Река Хронос Том 2. Заповедник для академиков. Купидон. Младенец Фрей
Шрифт:
– Садитесь, мы сейчас к вам присоединимся, – сказала Анастасия.
Она уплыла в туалет – слышно было, как там льется вода, заглушая голос Татьяны.
Татьяна вышла с подносиком, на котором стояли чашки. Анастасия принесла кофейник и нарезанный бисквит на тарелочке.
– Простите, что не можем принять вас достойно, господа, – произнесла Анастасия.
Она была в длинном гимназическом платье с белым отложным воротничком. Словно выпускница на вечере встречи. Татьяна была в джинсах. Ее резкому характеру и движениям больше подходила
– Мы очень благодарны вам, что вы здесь, – сказала Анастасия Николаевна. – Нам нужна помощь всех интеллигентных людей.
– Вот именно, – произнесла Татьяна, словно удостоверила принадлежность Андрея к интеллигенции.
– Угощайтесь, – пригласила Анастасия Николаевна. – Печенье мы в Копенгагене покупали. Как вы знаете, Дания славится своим печеньем. У меня в Дании живут родственники, там моя бабушка умерла.
Татьяна вмешалась в монолог Анастасии Николаевны:
– Никого не интересуют твои родственники за границей.
– Ах да. – Анастасия Николаевна повела в воздухе сухой изящной рукой. – Еще несколько лет назад в таком страшно было признаться.
– Сейчас никто ничего не боится, – произнес Алеша Гаврилин. Он держал печенье двумя пальцами, отставив мизинец. Андрей заподозрил Алешу в некоторой иронии, которая и выразилась в этом жесте. – Люди совершенно распустились. Один мой родственник признался в том, что у него дядя в Антарктиде.
– Такого не может быть! – серьезно возразила Анастасия Николаевна. – В Антарктиде живут только пингвины.
– Он утверждает, что его дядя – пингвин. Он обнаружил это уже в зрелом возрасте, подрядился в полярники, со станции «Мирный» сбежал под покровом полярной ночи и присоединился к стае пингвинов. С тех пор счастлив. По крайней мере пишет, что счастлив.
– Как так пишет? – Анастасия Николаевна находилась на зыбкой грани веры и неверия.
– Тетя Настя, – сказала Татьяна. – Вас разыгрывают самым постыдным образом.
– В самом деле?
Наступила неловкая пауза.
Анастасия Николаевна горько вздохнула, ущипнула себя за уголок воротничка, и губы ее беззвучно шевелились, словно она молилась.
– Короче! – сказала Татьяна и поставила на столик чашку. – Мы пригласили вас, Андрей Сергеевич, чтобы рассказать все без утайки. Потому что только так мы можем рассчитывать на вашу поддержку. Только взаимная откровенность рождает союзников.
– Слушайте, слушайте! – воскликнул Алеша Гаврилин, словно в английском парламенте. Он не мог удержаться от склонности к подзуживанию.
Татьяна поглядела на Анастасию Николаевну.
Та кивнула и продолжила речь племянницы.
– В Швеции, – сказала она, – сохранились некие ценности. И притом значительные.
– Вы не взяли клятвы с нашего друга, – предупредил Алеша – то ли шутил, то ли в самом деле напоминал.
– Нам не нужны клятвы. Мы разбираемся в людях, – возразила Анастасия Николаевна. – И полагаем, что
Андрей встретился со взглядом старухи – взгляд был ледяным.
– Я не просился к вам и не рассчитывал на вашу откровенность, – сказал Андрей. Ему уже не нравилось быть в эпицентре сомнительных интриг. Как будто сидишь на раскаленной сковородке, а несколько едоков стараются утащить ее к себе на обед.
– Достаточно, – сказала Татьяна. Кончиком языка она облизнула четко очерченные губы, совсем как пантера, готовящаяся к прыжку. – Андрей предупрежден и будет молчать. Можно обойтись без клятв. Существуют другие способы понимания. Если вам неприятно то, что здесь происходит, вы можете встать и уйти. Никто вас не удерживает, и ничто вам не грозит.
«Ничего, – уговаривал себя Андрей. – И на сковородке можно посидеть с пользой для дела».
Он отхлебнул кофе, зная, что все смотрят на него.
– Продолжать? – спросила Анастасия Николаевна.
Андрей понял, что тактически он эту маленькую битву выиграл. Они не получили от него ни заверений в преданности, ни попытки уйти.
– Говори, тетя, – сказала Татьяна.
– Эти сокровища были отправлены в Стокгольм большевиками в восемнадцатом году.
– В тысяча девятьсот восемнадцатом году, – уточнил Алеша.
«Как же я не догадался, – подумал Андрей, – что он из их компании. Это же очевидно!»
– Тогда только что закончились переговоры с немцами, и те продвигались в глубь России. И никому не было известно, остановятся ли они или возьмут Петроград. Ведь его некому было охранять.
– В те дни, – сказала Татьяна, – революционные части были годны только на то, чтобы сражаться с контрреволюционными бандами. Немцы проходили сквозь них, как нож сквозь масло.
– Ты хорошо училась, – заметил Гаврилин.
– Я еще и много читала. Для себя, – сказала Татьяна.
– Перепуганные диктаторы думали уже о том, как унести ноги, – продолжала Анастасия Николаевна. – Они не верили в победу революции. Они кричали на каждом шагу об этой победе, они готовы были расстрелять любого, кто ставил под сомнение их власть, но сами-то ни во что не верили.
– Еще кофе? – спросила Татьяна.
– Нет, спасибо, – сказал Андрей.
Морщинистые щеки Анастасии Николаевны раскраснелись, словно их покрасили акварелью. А глаза оставались такими же голубыми и прозрачными.
– Долгие годы никто не знал об этом преступлении большевиков, – сказала Анастасия Николаевна.
– Но подозревали. Были слухи, – сказал Гаврилин. – Я сам кое-что слышал. Но ведь в архив Политбюро не попадешь.
– Этих документов не было в архиве, – сказала Татьяна. – Ни в одном архиве. Но нужные выводы можно было сделать из той секретной папки, в которой фиксировались заседания узкого состава Исполкома. Впрочем, вряд ли вам интересны технические детали.