Река Хронос Том 3. Усни, красавица! Таких не убивают. Дом в Лондоне. Покушение
Шрифт:
«Но одолела, когда заинтересовалась моим письмом», – подумала Лидочка.
– Я не могу привести в порядок дом, хотя для меня это трагедия. Я не хочу жить в грязи, но не могу вымыть пол. Я даже пыль вытираю лишь на уровне живота, – и Татьяна горько засмеялась.
– Тогда давайте договоримся, – неожиданно заявила Соня, демонстрируя Лидочке добрую сторону своей натуры. – Я останусь у вас, вымою полы, вытру пыль, а вы позвоните Алене.
– Честно? – спросила Татьяна Иосифовна.
– Честное пионерское.
Обе
Они пили кофе, говоря о вещах нейтральных, но близких к теме шкатулки – об археологии и экспедициях, в которые так часто ездил Лидочкин дед, а теперь ездит и муж, Андрей Берестов, о тайнах и последних открытиях – причем Лидочка обрела в женщинах внимательных и благодарных слушательниц. Наконец Лидочка сказала, что ей пора идти. Уже темно, а ей не хочется возвращаться поздно. И, конечно же, ее поняли, потому что хоть Переделкино – относительно спокойное место, все же даже по центру Москвы в темноте женщине теперь лучше одной не ходить.
Так что Лидочку никто не задерживал. С Соней они договорились созвониться завтра с утра. Татьяну Иосифовну Лидочка обещала не забывать и обязательно навестить в самое ближайшее время, а не как только у той кончатся продукты и окончательно откажут ноги.
Сонечка не спешила начинать уборку, а включила старый телевизор и была огорчена тем, что в нем уже не осталось красного цвета и изображение было желто-зеленым. Но шла какая-то серия какого-то бразильского фильма, и потому Соня приклеилась к экрану и обо всем забыла.
Татьяна Иосифовна сделала жалкую попытку вспомнить что-нибудь о Лидочкиной бабушке и этим как бы восстановить древние связи, но, конечно же, ничего не вспомнила. Лидочка оделась. За окном было черно.
Татьяна Иосифовна проводила ее до дверей и, когда Лидочка вышла на крыльцо, с удивлением поперхнувшись ломким морозным воздухом, долго гремела сзади ключами и засовами, чтобы не впустить в дом ни мороз, ни воров.
Лидочка поняла, что в ней забрезжила надежда отыскать если не шкатулку и не предметы из Трапезунда, то по крайней мере тетради Сергея Серафимовича.
Лидочка дошла до калитки, рассуждая о возможном везении и о том, как вещи порой переживают своих хозяев, отворила калитку и несколько секунд постояла, оглядывая улицу и пока еще не сознавая, почему так странно себя ведет. Потом вспомнила: восточный человек в джинсовой куртке.
Вспомнив о нем, поморщилась и тут же постаралась отогнать неприятную мысль разумным уверением о том, что на двадцатиградусном морозе ни один кавказец не сможет продержаться два часа.
Она отправилась по проулку к улице. Снег стал лиловым, отражая по-зимнему черное холодное небо. Он скрипел так, что, казалось,
Интересно, станет ли Соня мыть пол или так и останется у телевизора? А Алена ждет родственного участия и не дождется. Впрочем, может быть, она более нуждается в участии какого-то неизвестного джентльмена?
Эта мысль проскочила быстро, как продолжение прежних рассуждений, и тут же оборвалась, потому что, повернув на улицу, Лидочка услышала быстрые шаги.
Она не сразу обернулась, сначала представила себе, что это торопится из школы девочка с портфелем или семенит старушка, опаздывая на электричку.
Но потом она поняла, что шаги мужские и кому они принадлежат. Потому что чеченцы вовсе не боятся морозов, а их сакли расположены на склонах гор выше линии вечных снегов или альпийских лугов… что за чепуха лезет в голову – надо же обернуться и посмотреть, далеко ли этот человек, надо решать, куда бежать спасаться – на пустую платформу или вернуться назад к Татьяне. Впрочем, на платформе могут оказаться нормальные люди… и они не дадут ее в обиду? Но до платформы бежать минут пять. За эти пять минут он ее убьет. Она чувствовала, что он хочет ее убить – только ради этого можно подвергать себя таким мучениям…
Лидочка не заметила, как побежала вперед – жертва всегда убегает вперед, не глядя куда, чем облегчает задачу преследователю.
Но, пробежав несколько шагов, поскользнувшись и потеряв скорость, Лидочка спохватилась – что я делаю? Он же меня сейчас догонит…
И Лида поняла, что больше всего ей хочется остановиться и спросить у молодого человека: «Простите, а что вам от меня надо? Я ведь ни в чем перед вами не виновата».
«А он не для разговоров со мной мерз. Он ждал, пока мы останемся одни…»
Надо закричать…
А то так громко скрипят шаги – ее, сбивчивые, неровные, его – мерные, уверенные в своей силе, в себе, словно он загонял жертву в угол, откуда не было выхода… Однако выход был, он представлял собой улицу, ведущую к железной дороге, но ей никогда в жизни не добежать до железной дороги…
Надо закричать… но почему-то не получается, дальше мыслей о крике дело не идет – рот открывается и закрывается вновь – разве это стыдно: звать на помощь? Но кто придет тебе на помощь? Люди лишь крепче запрутся в домах.
Вроде справа приоткрыта калитка.
Ринуться на участок? Но дом стоит темный, вернее всего, хозяев нет дома… и на затененном соснами участке бандиту будет куда удобнее разделаться с Лидочкой.
Здесь, под редкими фонарями, хоть останется надежда…
Надо обернуться. Он уже совсем близко, а у нее сапоги на каблуках. Это же надо быть такой идиоткой – собраться за город, а сапоги на каблуках. Но она же не знала.
– Лида… Ли-д-да-а-а!
Зачем он зовет ее?
– Лида, постой!