Река прокладывает русло
Шрифт:
Она бесцеремонно вытолкала Селикова. Минут через пять одетые в лыжные костюмы они вышли на улицу. Падал мокрый снег, по улицам крутился сырой ветер, было холодновато. Произошло обычное на севере внезапное изменение погоды: сияющая весна вдруг снова превратилась в зиму.
— Расскажите, Сережа, что за человек Лесков, — попросила Катя по дороге.
О новом начальнике лаборатории Селиков говорил с охотой:
— Лесков у нас орел!
Катя прервала его:
— То самое, что я говорила, подумай над моими словами, Надя.
Селиков подозрительно повернул к ней голову.
—
— Ни о чем, Сережа, — ответила она, засмеявшись. — Женские дела — вам неинтересно.
Каскадное ущелье находилось километрах в восьми от города. У входа в ущелье бесновался вздувшийся ручей. Катя, отказавшись от помощи Селикова, прыгала с камня на камень — дело это кончилось тем, что она провалилась в ледяную воду. Надя благоразумно пошла дальше — над самым бурным и узким местом были наспех переброшены две доски. На оттаявших берегах уже появлялась первая полярная зелень. Зато в ущелье еще хозяйничала зима. Обледенелый снег был так тверд, что легко выдерживал каблук, можно было скользить и без лыж. Катя с визгом помчалась по склону горы, перекувыркнулась и покатилась головой вниз, пока не уткнулась шапкой в чью-то ногу. Вскочив, она, даже не взглянув, кто ее спаситель, толкнула его в снег и снова понеслась вниз, спасаясь от погони.
— Осторожней, сумасшедшая! — кричала ей вслед Надя, смеясь и беспокоясь.
В ущелье было полно народу. Одна команда за другой неслись с вершины, где начинался ледничок. Летом он превращался в каскад водопадов. В стороне сидела за столиком судейская коллегия, над нею возвышались частоколом запасные лыжи. Поближе к устью, за линией красных флажков, гуляла вольная публика: кто скользил на лыжах, кто взбирался вверх, кто прохаживался, а большинство толкалось у крытого грузовичка с бутербродами и пивом.
— Девушки! — широко открывая глаза, прошептала Катя Наде и Селикову. — Савчук здесь! Убей меня бог, если я страшного не совершу!
Около столика судей стояла группка руководителей предприятий, среди них Кабаков, Крутилин и Савчук. Катя протолкалась к Савчуку. Они говорили минуты две, потом Савчук пошел с Катей, взяв ее под руку. Они не прошли и десяти шагов, под хохот зрителей, Катя толкнула плечом Савчука и тут же устроила ему подножку. Савчук рухнул в снег, успев, однако, повалить и завизжавшую Катю. Они пролетели метров пятьдесят, прежде чем встали на ноги. Кате удалось отскочить, пока Савчук хватался руками за снег.
— Ах, бисова девка! — весело ругался Савчук, отплевывая снег. — Полтонны проглотил. Что за диспетчеры пошли на фабрике, никакого уважения к начальству. Ну, теперь берегись, Катя, пощады не будет — нос и уши нашпигую снегом!
— Только по-честному! — предупредила Катя, готовясь в любую минуту бежать. — Условимся: кто быстрее спустится на лыжах по склону, тот командует.
Савчук, ухмыляясь, хитро наблюдал за насторожившейся Катей.
— Это, выходит, меня еще раз снежком кормить! — понимающе кивнул он головой. — По-другому сделаем, диспетчер: кто кого поймает, тот командир. Ты меня сцапаешь — твоя сила, я — моя!
— Вот еще! — возмутилась Катя. — Вы двести килограммов весите, а у меня больше пятидесяти
К ним подоспели стоявшие около столика: «полет» Савчука и Кати оказался интереснее официального соревнования. Улыбающийся Кабаков поддержал Катю:
— Правильно, Павел Кириллович, спор придется решать лыжными гонками.
Крутилин ударил Савчука по плечу.
— Держись, Павел, мажу за тебя бутылку шампанского — расчет сразу после гонок.
Савчук колебался. Он ходил на лыжах хорошо, но ему было пятьдесят два года, а Кате двадцать один. Однако деваться было некуда, со всех сторон громко требовали состязания. Савчук с видимой неохотой встал на лыжи, неуклюже поднимался вверх, к старту. Катя, легко взобравшись на гору, потеряла терпение. Она первая — еще рука судьи не опустилась вниз — покатилась к устью. И сейчас же мимо нее пронесся Савчук. Далеко обогнав ее, он ловко затормозил и преградил ей путь. Отчаянно закричав, Катя попыталась увильнуть, но от страха не сумела затормозить как следует и вихрем во рвалась в его широко распахнутые руки. Савчук не торопился. Он втирал снег, как мазь, последовательно переходил от Катиного лба к щекам и подбородку. Обессиленная, задохнувшаяся, она наконец, вырвалась. Савчук, хохоча, крикнул Крутилину:
— Бутылка моя, Тимофей Петрович! Ну, попало диспетчеру!
Топнув лыжей по снегу, Катя сердито отозвалась:
— Смотрите, вам больше попадет — теперь в мою смену и не звоните. Это еще что такое. — силой взять!
Бес еще бушевал в ней, она стала подбираться к Савчуку поближе. Опасливо оглядываясь на ее грозное лицо, Савчук поспешно удалился к столику. Бегство его немного успокоило Катю. Сняв лыжи и отряхивая снег, она подошла к Наде и похвалилась:
— Что бы я с Савчуком проделала сейчас, если бы он не удрал, — ужас!
Надя пожала плечами: она не любила грубых шуток, всякое проявление силы казалось ей грубостью.
— Знаешь, Катюша, с директором все-таки так нельзя: человек он пожилой и кругом его подчиненные, ему, может, неудобно.
— Ну, прямо! — вознегодовала Катя. — Буду я еще в воскресенье церемонии соблюдать. А как он меня ухватил! Это мне неудобно, а не ему.
К ним подошел улыбающийся Лубянский. Он вежливо поздоровался с Надей, она холодно ответила. Лубянский насмешливо сказал:
— Катя в своем любимом репертуаре: нагоняет страх на начальство. Но, кажется, сейчас и ей досталось — бегать на лыжах труднее, чем ругаться во всю клавиатуру коммутатора… Катя, что у нас сегодня запланировано?
Катя повернулась к нему спиной, но долго не сумела выдержать характер. Сдавшись, она объявила свою программу.
— Сейчас, Георгий Семенович, вы с Сережей постоите в очереди, будем делиться, как медведь с мужиком: нам с Надей вершки — бутерброды, вам корешки — пиво. Потом побегаем на лыжах, а вечером в кино. Билеты — это тоже корешки — доставать вам с Сережей. И дальше десятого ряда не смейте брать: терпеть не могу так далеко!
Программа Лубянскому понравилась. Селиков, не дослушав до конца, побежал в хвост очереди выполнять первый пункт., Катя капризно сказала Лубянскому: