Река смерти. Сан-Андреас
Шрифт:
— После тяжелого труда, — сказал Джемисон, — бывает отдых. После шторма — порт. А нас, боцман, похоже, ничего хорошего не ждёт — ни отдых, ни безопасная гавань. Так, да?
— Должно было бы быть, сэр. Но, как вы помните, — он показал на Джанет Магнуссон, — я обещал этой даме отвезти её домой.
— Вы очень милы, Арчи Маккиннон. — Джанет улыбнулась ему. — Хотя врёте, не стесняясь. Маккиннон ответил ей улыбкой.
— А вы имейте немного терпения.
Ульбрихт первым почувствовал изменение общего настроения.
— Что-нибудь
— Да. По крайней мере, я надеюсь, что да. — Он посмотрел на Маргарет Моррисон. — Я вот думаю, будете ли вы так любезны попросить капитана Боуэна прийти в комнату отдыха?
— Ещё одна секретная конференция? Мне казалось, что все шпионы, преступники и предатели уже за бортом.
— Ну, я так не думаю, но кто знает? — Он осмотрел присутствующих за столом. — Мне бы также хотелось, чтобы вы все присоединились к нам.
На следующее утро, на рассвете, а светлеть в этих широтах начинает очень поздно, лейтенант Ульбрихт смотрел в окно по правому борту на равнинную местность, периодически проглядывавшую в просветах между шквалами мокрого снега.
— Так это и есть Унст, да?
— Да, это Унст.
Несмотря на то что Маккиннон почти всю ночь был на ногах, он выглядел свежим, отдохнувшим и почти весёлым.
— И вот ради этого вы — шетлендцы — разбиваете себе сердца?
— Да, ради этого.
— Я не хочу вас обидеть, мистер Маккиннон, это, по-моему, это самый пустынный, бледный и неприветливый остров, на который я имел несчастье обратить свой взор.
— Дом, милый дом, — спокойно произнёс Маккиннон. — У каждого свои представления о красоте, лейтенант. А потом, ни одно шикарное место не будет выглядеть лучше в таких погодных условиях, как эти.
— Это другое дело. А погода на Шетлендах всегда такая плохая?
Маккиннон с удовольствием обозревал синевато-серые волны моря, тяжелые облака и падающий снег.
— Мне кажется, погода просто чудесная.
— Ах да, у каждого свои представления. Думаю, лётчик любого «кондора» с вами не согласился бы.
— Невероятно. — Маккиннон показал вперёд. — Чуть-чуть правее. Это Фетлар.
— Да? — Ульбрихт взглянул на карту. — В пределах мили, от силы — двух. Неплохо мы поработали, мистер Маккиннон, неплохо.
— Мы? Вы, именно вы. Прекрасное судовождение, лейтенант. Адмиралтейство просто обязано дать вам медаль за ваши услуги.
Ульбрихт улыбнулся.
— Я очень сомневаюсь, что адмирал Дениц одобрит это решение. А если уж говорить об услугах, то они закончились. Как специалист по навигации я вам больше не нужен.
— Мой отец был рыбаком, профессиональным. Свои первые четыре года на море я провёл с ним вокруг этих островов. Здесь я, конечно, с курса не собьюсь.
— Я думаю.
Ульбрихт вышел на правый борт, в течение нескольких секунд вглядывался в направлении кормы, затем быстро вернулся, дрожащий и запорошенный снегом.
— Небо или то, что можно назвать небом, в северном направлении ужасно
— Я же не чародей. И не гадальщик. Предсказание будущего не входит в мои обязанности.
— Ну что ж, назовем это вовремя выпавшей удачей.
— Удачей можно воспользоваться. Хотя бы чуть-чуть.
Фетлар был по правому траверзу, когда Нейсбай взялся за штурвал.
Маккиннон вышел на правый борт, чтобы посмотреть, какая погода.
Поскольку «Сан-Андреас» отклонился к югу на градус или два, а ветер был с севера, корабль почти не кренился. Облака почернели, стали зловещими, но не это привлекло его внимание. Сперва ему просто почудилось, потом он стал почти уверен, пока, наконец, не убедился, что их ожидает нечто более зловещее. Он вернулся на мостик и посмотрел на Ульбрихта.
— Помните, мы с вами говорили об удаче, хотя бы чуть-чуть. Мы не одни. Вон там «кондор».
Ульбрихт ничего не сказал, только вышел на борт и прислушался.
Вернулся он через несколько секунд.
— Я ничего не слышу.
— Его заглушает шум ветра. Я его точно слышал. В северо-восточном направлении. Я абсолютно уверен в том, что лётчик думает, будто мы его не услышим. Спутаем с завываниями ветра. Видимо, на этот раз они очень осторожны или чего-то боятся. Они вынуждены считаться с возможностью, что мы можем прорваться к какому-нибудь порту на Шетлендах. Можно представить, как всё произойдет. Перед рассветом подводная лодка поднимается на поверхность и вызывает «фокке-вульф». Лётчику, вне всякого сомнения, приказывают держаться вне поля видимости и слышимости.
Он так и делает, пока не получает сообщения от подлодки о том, что мы неожиданно сменили курс. Вот тогда он и появляется.
— Чтобы покончить с вами, — произнёс Нейсбай.
— Ну уж, розовых лепестков они кидать не будут. Это точно.
— Значит, вы считаете, что ни бомбардировщики-торпедоносцы, ни пикирующие бомбардировщики, ни «штуки» нами заниматься не будут?
— Нет, не будут. Они не смогут оказаться здесь в нужное время.
Прилететь раньше и болтаться в воздухе без дела они тоже не могут.
Единственный самолёт, который может весь день крутить над одной местностью, если в этом есть необходимость, — «кондор». Причём может прилететь не один самолёт, а несколько. Не забывайте, что мы — очень важная цель.
— Такой способностью, боцман, как у вас, — успокаивать людей и вселять в их души надежду, — обладают немногие, — с унылым видом произнёс Ульбрихт.
— Присоединяюсь к вашему мнению, — сказал не менее тоскливым голосом Нейсбай.
— Вы что, желаете, чтобы я все секреты держал при себе, да? Но вам болтать не следует. Зачем распространять печаль и уныние, в особенности если мы знаем, что надо делать в таких случаях.