Река снов (Ночные кошмары)
Шрифт:
– Ну, я не ожидала застать тебя в постели в одиннадцать часов утра. – Селия села на край кровати и тряхнула принесенную с собой корзину для хлеба. – Я купила сладкое.
Пульс слегка успокоился. Ной открыл один глаз и подозрительно посмотрел на корзину.
– Наверняка какая-нибудь дрянь из плодов рожкового дерева…
Она тяжело вздохнула.
– Все мои труды понапрасну. Желудок у тебя по-прежнему отцовский. Нет, это не рожковое дерево. Я принесла своему единственному сыну ядовитый белый
Подозрения не рассеялись, но в Ное проснулось жгучее любопытство.
– А что мне придется за это сделать?
Селия наклонилась и поцеловала его в макушку.
– Встать с постели.
– А потом?
– Вставай, – повторила она. – Я пойду варить кофе.
Мысль о еде и кофе оказалась настолько заманчивой, что он вскочил и натянул джинсы раньше, чем успел понять, насколько необычен воскресный визит матери, да еще с пирожными.
Он вышел в коридор, поднял глаза к потолку и вернулся за майкой. Мать никогда не позволяла ему есть полуголым. Раз уж так получилось, ему пришлось почистить зубы и плеснуть водой в лицо.
Когда он появился на кухне, в воздухе витал запах кофе.
– Я не думала, что ты у нас такой деловой, – начала Селия. – Поразительно, как быстро ты обставил дом.
– Мне здесь жить. – Он опустился на табуретку. – А эта обстановка, по-моему, очень неплохо смотрится.
– Пожалуй. – Она обвела взглядом простую мебель скандинавского стиля с темно-синей обивкой. – Но тут не чувствуется твоей индивидуальности.
– Просто у меня слишком многое пропало. – Он пожал плечом. – Ничего, со временем все наладится.
– Угу. – Селия умолкла, отвернулась и начала доставать тарелки и кружки, пытаясь не дать воли гневу. При мысли об этой стерве Карин ей хотелось рвать и метать.
– А где отец?
– Где же еще, как не на баскетбольной площадке? – Она налила кофе и выложила пирожные на тарелку. Пока Селия открывала холодильник, Ной успел схватить эклер и сунуть его в рот. – Лучше бы ты пользовался соковыжималкой, чем покупал готовое.
Рот Ноя был наполнен баварским кремом, и ответ оказался неразборчивым. Поэтому Селия только покачала головой и налила в стакан апельсиновый сок.
Она прислонилась к буфету и начала следить за жующим сыном. Глаза у него были воспаленные, волосы взлохмачены, а майка порвана на плече. Ах ты, господи…
Ной улыбался и облизывал пальцы, испачканные кремом и шоколадной глазурью. «Мать у нас – прелесть», – думал он, глядя на ее волосы цвета меди и зоркие ярко-голубые глаза.
– Ты чего?
– Да вот, думаю, что ты у нас очень симпатичный.
Он улыбнулся еще шире и потянулся за вторым пирожным.
– А я тоже самое подумал о тебе. Что удался в мамочку. Что она у нас – красотка. И что сейчас у нее что-то на уме.
– Это верно. –
Его улыбка померкла.
– Ага. Я всегда ценил это.
– Вот и хорошо. Поэтому я надеюсь, что ты выслушаешь меня.
– Угу…
Она пропустила этот ответ мимо ушей и поправила волосы, заплетенные в старомодную толстую косу.
– Сегодня утром мне позвонил Майк. И рассказал о том, что случилось вчера вечером.
– На Западе нет большего болтуна, – пробормотал Ной.
– Он заботится о тебе.
– Ничего особенного не случилось. Зачем ему понадобилось обращаться к тебе?
– А разве не он обратился ко мне, когда тебе было двенадцать лет, а один прыщавый малый решил, что ты боксерская груша, и колотил тебя каждый день после школы? – Она подняла бровь. – Он был на три года старше тебя и вдвое тяжелее, но ты не сказал мне ни слова.
Ной хмуро уставился в кружку, но его губы невольно дрогнули.
– Дик Мерц. Ты поехала к нему домой, подошла к его неандертальцу-папаше и вызвала его сына-фашиста на пару раундов.
– Бывают времена, – чопорно сказала Селия, – когда трудно оставаться пацифисткой.
– Я гордился этим всю жизнь, – сказал ей Ной, но тут же стал серьезным. – Ма, но мне больше не двенадцать лет, и я сам могу постоять за себя.
– Но Карин тоже не твоя одноклассница. Оказалось, что она опасна. Вчера вечером она угрожала тебе. О господи, она грозила сжечь дом вместе с тобой!
Майк, идиот…
– Ма, это только разговоры.
– В самом деле? Ты уверен? – Ной открыл рот, но взгляд матери заставил его промолчать. – Я хочу, чтобы ты потребовал ограничить ее дееспособность.
– Ма…
– В данных обстоятельствах полиция имеет на это полное право. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы напугать ее и заставить держаться от тебя подальше.
– Не буду я ни о чем просить.
– Почему? – Удивительно, как много искреннего страха может поместиться в одном слове. – Потому что это не по-мужски?
Он наклонил голову.
– О’кей.
– Ох! – Селия с досадой поставила кружку и оттолкнула табуретку. – Это невероятно глупо и близоруко! Тебе нужен щит для задницы!
– Постановление об ограничении дееспособности – такой же щит для моей задницы, как фиговый листок для передницы, – заметил он, глядя на гневно расхаживающую по кухне мать. – Карин быстро потеряет ко мне интерес, если просто не будет меня видеть. Тем скорее она переключится на другого беднягу. Кстати, в ближайшие месяцы мне предстоит немного попутешествовать. Через несколько дней я улечу в Сан-Франциско.