Река снов (Ночные кошмары)
Шрифт:
К тому времени, когда он решил, что палатка стоит правильно, Оливия отсутствовала больше часа. На случай, если ей повезет меньше медведя, он изучил возможности другого меню. Пачки сухофруктов, пакеты с растворимым супом и яичным порошком убедили его, что если они и не будут обедать, как короли, то с голоду не умрут.
Поскольку список дел был исчерпан, а изучать окрестности после трудного похода у Ноя желания не было, он сел и начал набрасывать заметки.
Он думал об Оливии, о том, что она сделала со своей жизнью, о целях, которые она перед собой ставила, о
Была бы она более непринужденной и общительной, если бы не смерть матери? Меньше ли стремилась бы настоять на своем, если бы оставалась разбалованной, изнеженной дочерью звезды Голливуда?
Сколько мужчин было бы в ее жизни? Удивлялась бы она хоть чему-нибудь? Направила бы всю свою энергию и ум на то, чтобы сделать карьеру в кино, или предпочла бы вернуться туда, где прошло детство матери, и выбрала самоизоляцию?
Думая о ней, Ной положил блокнот на колено и рассеянно смотрел прямо перед собой.
Она бы непременно вернулась сюда, размышлял Ной. Может быть, эти места не стали бы для нее всем на свете, но ее постоянно тянуло бы сюда. Так же, как тянуло ее мать.
Родовая память, думал он. Корни, которые врастают в сердце еще до того, как мы становимся достаточно взрослыми, чтобы понять это. Она бы нуждалась в этих местах, в их запахах и звуках. Так же, как нуждалась сейчас. И не только потому, что это было ее работой и помогало обрести душевное равновесие. Здесь она могла найти свою мать, ее детство, ее привязанности. Здесь она могла в чистоте хранить свою память о матери.
Клекот орла отвлек его от мыслей. Ной поднял голову и проследил за полетом птицы. Оливия тоже расправила здесь крылья, решил Ной. Но понимала ли она, что по-прежнему прячется от своих страхов в шкафу и сидит в темноте?
Он записывал свои мысли, слыша, как вокруг прибывает и убывает жизнь. А когда мыслей больше не осталось, Ной растянулся на берегу ручья и погрузился в мечты.
Оливия поймала трех больших форелей. На двух первых у нее ушел час, однако, зная аппетит Ноя, Оливия решила подождать, пока на крючок попадется третья. Заодно она набрала полную бейсболку черники, наелась сама и всю обратную дорогу ощущала во рту сладкий вкус ягод.
Пребывание в одиночестве успокоило ее нервы, взбудораженные присутствием Ноя. «Это моя проблема», – напомнила себе Оливия. Она не привыкла к такой близости с мужчиной, на которой настаивал Ной Брэди. И была готова к этой близости не больше, чем в восемнадцать лет.
Все было бы гораздо проще, если бы речь шла только о сексе. Но он так искусно смешивал интимные отношения с дружескими, что она отвечала ему еще до того, как успела подумать.
А думать было необходимо. От этого зависела ее жизнь.
«Да, он нравится мне, – думала она. – Он обаятелен. Настолько обаятелен, что я забываю, как он умен и проницателен. Как темнеют его глаза, видящие меня насквозь». А она не хотела, чтобы мужчина видел ее насквозь.
Оливия думала, что теперь они с Ноем на равных. В конце концов, она находится у себя дома, а это немалое преимущество. Она поговорит с ним о своем детстве, о том, что запомнила и пережила. Это будет нелегко, но она уже сделала выбор.
Тот самый выбор, внезапно поняла Оливия, который она не могла сделать, когда Ной приехал к ней в колледж. Тогда она была слишком юной, слишком уязвимой. Он мог бы ее уговорить, потому что она была влюблена в него, но это стало бы для нее катастрофой.
Хотя в глубине души она всегда хотела рассказать это. Вспомнить мать так, чтобы это оставило какой-то осязаемый след. Теперь она была готова к этому. Наконец ей представилась такая возможность, и она радовалась, что могла поговорить с человеком, который был этого достоин. С человеком, который хорошо понимал, как это важно.
Она увидела задремавшего на берегу Ноя и улыбнулась. Придется как следует потрясти его, чтобы он очнулся. Оливия обвела глазами стоянку и поняла, что он и тут не ударил в грязь лицом. Она вынула леску, нанизала рыбу на кукан и опустила в реку. А потом села рядом с Ноем и уставилась на воду.
Он ощущал ее присутствие. Оливия снова стала частью его сна, в котором он шел по лесу, озаренному нежным зеленым светом. Ной зашевелился и потянулся к ней. Чтобы прикоснуться. Чтобы обнять.
Она инстинктивно отпрянула. Хотела возразить, но, когда Ной открыл чарующие зеленые глаза, протест замер на ее губах. Выражение этих глаз заставило ее затаить дыхание. Он сел и взял ее лицо в ладони. Так, словно имел на это право. Словно это право было у него всегда.
– Слушай, я не…
Он только покачал головой; не сводя с Оливии глаз, привлек ее к себе и прижался к горячим, мягким, податливым губам.
Она дрожала – не то от негодования, не то от страха. Но Ной не обращал внимания ни на то, ни на другое. На этот раз она возьмет то, что он должен дать ей. Он наконец понял, что это чувство жило у него внутри много лет и было предназначено только ей одной.
Поцелуй становился все крепче. Руки Ноя оторвались от ее щек и скользнули по волосам и плечам. Он положил Оливию навзничь и лег на нее.
Вспыхнувший в ней жгучий голод боролся со страхом. Оливия уперлась руками в плечи Ноя, хотя ее тело изгибалось дугой, отвечая желанием на желание.
– Я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Во мне этого нет.
Неужели она не видела того, что видел он? Не чувствовала того, что чувствовал он? Губы Ноя странствовали по лицу Оливии, пока она извивалась под ним.
– Тогда возьми то, что хочешь сама. – Его губы жгли, мучили, дразнили. – Дай мне прикоснуться к тебе. – Ладонь Ноя скользнула по ребрам Оливии и ощутила дрожь, когда пальцы слегка сжали ее грудь. – Дай овладеть тобой. Сейчас, при свете солнца.