Река вечности
Шрифт:
На глаза Либерти навернулись слезы. Она наклонилась и поцеловала приемного сына в лоб.
– Я так беспокоилась, Даниэль.
– Через несколько дней я поправлюсь, мама. Эй, не плачь! Я не выношу, когда женщины из моей семьи плачут.
– Я не могу сдержаться. Я всегда плачу, когда кто-то из моих детей болен или побился.
Из-за ее плеча выглянул Фарр.
– Привет, сын. Твоя мама в таком состоянии с тех пор, как мы узнали, что ты ранен. Я думал, что она разорвет того, кто привез нам плохие новости, как это делали древние. Мы сменили трех лошадей, пока доехали.
– Надеюсь,
– В Вандалии нет ничего серьезнее того, что произошло с тобой, Даниэль. А что это я слышал о тебе и Мерси? Не более, чем год или два назад ты говорил мне, что она пустышка, глупая, как корова.
– Хватит дразнить их, Фарр. Все это было десять лет назад. Ты от старости уже и не помнишь, – она еще раз поцеловала Даниэля в лоб. – А я все думала, когда вы, наконец, поймете, что просто созданы друг для друга? Я не могла себе даже представить, как ты позволишь другому мужчине взять ее в жены. Единственное, о чем я жалею, это то, что не побывала на вашей свадьбе.
Даниэль отвел от Либерти взгляд, посмотрел на Мерси, и они понимающе улыбнулись друг другу. Когда-нибудь они расскажут Либерти о своей свадьбе. Когда-нибудь, но не сейчас.
Иди ко мне, милая, – звали Мерси глаза Даниэля. Мерси подошла к кровати и опустилась перед ним на колени. Он протянул руку, и она вложила в нее свою.
– Оглядываясь назад, я думаю, что всегда знал: Мерси будет моей, – разговаривая с Фарром и Либерти, Даниэль не отводил глаз от жены. – Когда я рос, мне всегда хотелось, чтобы мой дом был похож на ваш, где живут любовь и уважение. У нас с Мерси были самые любящие родители. Поэтому наше детство было счастливым, правда, дорогая? Мы постараемся, чтобы и наши дети смогли повторить эти слова.
– Я не смогла бы сказать лучше Даниэля! – воскликнула Мерси, глядя на двух людей, которых любила больше всех на свете, за исключением своего мужа.
– О, моя голубка, – всхлипнула Либерти. – Я сейчас опять заплачу.
– Ничего, любимая. Плачь, сколько хочешь! – сказал Фарр и нежно поставил жену на ноги. – Но, пожалуйста, на кухне, дорогая. Мне нужно поговорить с Даниэлем.
– Хорошо, только не утомляй его. Элеонора написала, что в него попали три раза. Боже! Мне даже страшно думать об этом, – Либерти обернулась и увидела индейскую девушку, тихо стоявшую у стены.
– Тенеси! Я тебя не заметила. Как твои дела? – Либерти обняла ее. – По дороге Фарр все время повторял, что раз ты с Даниэлем, то не о чем беспокоиться, ты знаешь, что нужно делать. Как Элеонора с Гевином? Ты знаешь, что Эми и Рейн собираются приехать на Рождество? Правда, будет здорово повидаться с ними?
– Либби, любимая, – терпеливо произнес Фарр, – не могла бы ты продолжить этот разговор на кухне? Вы, женщины, можете проболтать полночи. Так начните пораньше... на кухне.
Осторожно подталкивая женщин в спины, Фарр подвел их к двери. Казалось, что они не слышали его, и даже не чувствовали его руки на своих спинах, так увлеченно болтали. Куил сел на стул у постели Даниэля.
– Ты не слишком устал для разговора со мной?
– От разговоров не становится больно. Вот от движения –
– Если можешь, сын, объясни, что происходит. Когда устанешь, мы прервем наш разговор.
– Мне о многом необходимо тебе рассказать. Дай мне немного воды, и я начну с самого начала, – Даниэль попил через трубку из камыша, и Фарр поставил стакан на стол.
– Все началось в тот день, когда мама уехала в Ван-далию...
Даниэль говорил более получаса. Иногда он отдыхал и пил воду из стакана, который ему протягивал Фарр. Тот внимательно слушал, фиксируя своим тонким умом все детали.
– Братья Мерси уехали сегодня утром. Жаль, что ты не познакомился с ними. Такие задиры! Бедные, но гордые – так я могу охарактеризовать их. Их слово – закон, и верят они только в то, что считают правильным. Мы с Мерси сначала с трудом их понимали. А потом они нам даже понравились.
– Ее звали Эстер, – Фарр сидел, уперев локти в бедра и сцепив руки, уставившись в какую-то дальнюю точку за окном. – Эми назвала ее Мерси в ту ночь, когда я пошел к Либерти в Огайо. Я даже не представлял себе, что она не дочь тех людей, которых убили.
– Ты сделал то, что должен был сделать.
– Да, я понимаю, но все же... – Фарр замотал головой, точно хотел отделаться от своих мыслей. – А теперь о Перри. Ты думаешь, он имеет какое-нибудь отношение к тем людям, которые стреляли в тебя и Мерси?
– Судя по словам Бакстеров, этим людям заплатили, чтобы они убили меня.
– Мне нужно поговорить с Гевином и Майком, чтобы выяснить, что им известно, – Фарр встал и начал расхаживать по комнате. – Хаммонд Перри. Человек, которым движет только ненависть. Ненависть и месть – вот для чего он живет.
– До сегодняшнего утра я ничего не знал о Джордже и Терли. Майк рассказывал мне. Эдвард Эштон, человек, о котором я тебе говорил, предупредил меня, что Перри поговаривал о том, чтобы поймать Джорджа. Я уже предупреждал Джорджа, чтобы он был осторожнее. Но, по рассказу Майка, они пробрались на мельницу в полночь через проем у мельничного колеса. Бедняга Терли как раз был там в тот момент, – по голосу Фарр понял, что Даниэль устал.
– Ты уже достаточно рассказал мне, сын. Теперь отдыхай. Мы поговорим еще вечером, когда приедут Гевин с Майком, – Фарр остановился и посмотрел на Даниэля. Он не смог бы полюбить его больше, если б был ему настоящим отцом. Теперь Фарр понимал, что чувствовал к нему старый Джуси Деверелл, когда он сам был молодым. – Я хочу сказать тебе, что лучшего мужа для своей дочери и выбрать бы не смог. Я молюсь, что найду такого же хорошего мужа и для Мари Элизабет.
– Спасибо, папа.
Даниэль протянул руку, и Фарр крепко пожал ее. Даниэль не называл его папой с тех пор, как стал взрослым мужчиной, и это растрогало Фарра. Прежде чем что-либо сказать, Фарр откашлялся.
– Одно я знаю наверняка, мы не позволим Перри остаться безнаказанным. Я могу отказаться от своего поста и работать день и ночь, но призову его к правосудию.
– Может быть, подождем немного, чтобы я смог поехать с вами?
– Я боюсь за Джорджа, Даниэль.
– Перри убьет его при первой же возможности.