Река жизни глазами Ра

Пащенко Наталия

– Для мальчика, нарушающего все законы деревни, ты слишком заботишься о своем будущем. Этого будущего может и не быть, – резко оборвала меня мама. Ида и я посмотрели друг на друга с испугом, потом на маму. Гея Ра по этим взглядам поняла, что обороняться ей больше не придется в разговоре с детьми, а также оправдываться за общение с Ирбрусом. И продолжала спокойным тоном:

– Благодаря тому, что этот человек вчера ночью дежурил на караульной лодке, мы сегодня еще можем ходить по пристаням поселения Гай.

Мы знали, что Ирбрус заступает иногда в караулы. Ради развлечения. Он не был торговцем и не обязан был подчиняться их правилам. Поговаривали,

что он никогда, в отличие от других мужчин, заступающих в караул, не отходил от смотрового окна и всегда вглядывался вдаль. Его не клонило в сон, и этот великан никогда ни с кем не заговаривал. Просто слушал то, о чем говорят остальные. Хотя, по слухам можно было судить, что при нем-то особо и не говорили. Его недолюбливали. И старались держаться от чужака подальше.

– Он видел вас, – продолжила мама. – И ему пришлось проявить смекалку, чтобы отвлечь внимание караульных от вашей прогулки к большой лодке. Вы понимаете, что мне теперь не расплатиться с ним никогда?

И мама горько вздохнула, закрыв лицо ладонями. Мы были виноваты. Мы это понимали.

– Мама, – сказал я, – мы можем ему отдать всю нашу рыбу. Мы можем есть только то, что я поймаю на удочку. Я справлюсь, честно.

Но это маму не порадовало. Она еще раз вздохнула и вышла из лодки.

– Я ничего не понимаю, – сказал я сестре.

– Потому, что ты еще не был там, – ответила Ида Ра. Но ее ответ занес в мою голову больше вопросов, чем ясности.

– Где там? – удивился я.

– В месте для приема лекарств.

О существовании этого места я знал и даже видел пару раз, когда забегал на рыбацкую пристань. Место было странным, ни на что не похожим. Оно было поднято над водой на сваях. Скорее, это был плот с крышей и стенами. Очень большой, прикрепленный с одной стороны к берегу. Это место называли Пляс. Слово, не имевшее значения, поэтому ни с чем не ассоциировавшееся, вызывало интерес и страх одновременно. О нем не говорили вслух.

– А что в нем происходит? – продолжал допытываться я.

– Там происходит всё! Это место встреч мужчин и женщин. Там пьют лекарство и выбирают себе мужчину, а мужчины женщину. Мужчины своим женщинам приносят еду и украшения. Но мужчины такие непостоянные. Сегодня ему нравится наша мама, а завтра нет. А Ирбрусу она нравится всё время, только брать от него она ничего не хочет, ведь он наполовину торговец, да еще и чужак ко всему прочему. Если она с ним будет проводить вечера, а потом разонравится ему, ни один мужчина из нашей деревни не захочет после этого иметь дела с нашей мамой. Она и так переживает, что стареет и ей сложно конкурировать с молодыми красотками, ей дают меньше продуктов, чем раньше. Я уже не говорю про украшения и жемчуг. Ведь она никогда не была красавицей, чтобы так дорого стоить. А теперь получается, что она не сможет отказать ему. Из-за нашей выходки.

Ида замолчала. И я, ошеломленный таким скоропалительным взрослением, с широко открытыми глазами и приоткрытым ртом, сидел не шевелясь. Этот поток знаний не просто с шумом ворвался в мою голову, он снес всё на своем пути. Всё то, что туда погружали всю мою жизнь. Сестра встала на ноги и, пригнув голову, чтобы не ушибить лоб, пошла к выходу, по пути потрепав рыжую голову Маар, которая беззаботно играла у дверей лодки ракушкой и куклой сплетенной из водорослей.

Когда я немного отошел от новых знаний и вылез на пристань, мама стирала одежду, а Ида развешивала рыбу на лодке. День, казалось, был обычным. Но что-то настораживало меня, что-то

было не так, как всегда. Мальчишки из рода Дор махали мне с соседней пристани и звали жестами к ним, но я не хотел играть, я не хотел ничего. У меня были еще вопросы и мне нужны были ответы сию минуту. Немедленно. Мне казалось, что если я их не получу, моя голова разлетится на тысячу брызг. Но по настрою мамы и сестры было понятно, что никто говорить со мной об этом больше не будет.

С виду картина была обычная. Семья трудится на пристани у лодки. Но в голове у каждого члена нашей семьи бушевал ураган мыслей, я это чувствовал. Мамины мысли печалили особенно, она ведь теперь была не только днем связана правилами и законами, но и вечером не могла распоряжаться собой. О чем думала Ида, я не знал. Но понимал, что она не из тех, кто с легкостью подчинится чьей-то воле. Это понимала и мама. Что, собственно, ее беспокоило не меньше, чем мысли о рыжем человеке. За любую выходку нас могли выгнать. И это маму пугало куда больше круглосуточного смирения.

В таких мыслях прошел день. Мы обедали молча, и только маленькая Маар весело играла водорослями в тарелке. Раньше бы мама ее пожурила за это. Но теперь как будто она и не видела младшую дочь. Я лег спать рано. И был рад тому, что сон меня забрал очень быстро. Я не хотел видеть лица мамы и сестры, когда они отправятся в Пляс. И так было понятно, что они идут туда с тяжелым сердцем, и даже приближение времени приема лекарств маму не радовало. Ночью я ощутил, что младшая сестра подползла ко мне и залезла под мое одеяло. Обычно она приползала к маме, зимние ночи очень холодны, а в лодке со времен прошлого ремонта образовались большие щели. «Если нам повезет», – говорила мама, – «этим летом нашу лодку будут ремонтировать, и мы не будем мерзнуть в следующую зиму».

Маар пригрелась около меня и засопела. Ни мамы, ни сестры в лодке не было. Наверное, остались в Плясе до утра, чтобы не нарушать правила о хождении по ночам. Я согрелся рядом с сестрой и заснул.

И пока я спал, обнимая младшую Маар, что-то случилось. Что-то страшное, что-то ужасное. То, что я не мог объяснить и, тем более, представить в страшном сне. Что это было, я не знал. Но с первыми лучами солнца мою семью с позором выгнали из поселения Гай. От нас отреклись, нас стыдились. Мне было не понять всего, что произошло этой ночью. Я нуждался в ответах на свои вопросы, я хотел знать, за что?!

За что меня лишили друзей? За что у меня отобрали мои любимые пристани, привычный уклад жизни и уверенность в спокойном завтрашнем дне. А главное, я не понимал, за что у меня отобрали веру в людей, которые еще недавно были нам рады, а сегодня с озверевшими лицами закидывали рыбьими головами?

7. Не так страшна была наша вина, как наказание.

Я сидел возле мамы в отвязанной лодке, и река нас уносила всё дальше от тех мест, где я родился, радовался, переживал, а главное, верил во что-то и стремился чего-то достичь. Кто я теперь, что за песчинка в этом мире, и насколько я крошечен и неопытен. Мне только предстояло узнать. Я сидел с закрытыми глазами возле мамы и сестры, так шло время, оно тянулось или летело – мне не было понятно. Жизнь перестала иметь смысл. Я никогда не стану рыбаком и не буду иметь своего улова, не прославлю род Ра, не узнаю вкуса лекарства… Такие мысли кружились вихрем в моей голове. Сколько это длилось, я не знал. Но в конце концов Маар сказала: