Реки Лондона
Шрифт:
— Мне нужно, чтобы вы как можно ближе наклонили голову к его шее, закрыли глаза и сказали мне, что чувствуете.
Я не двинулся с места.
— Честное слово, вы сразу все поймете, — пообещал инспектор.
Маска и защитные очки оказались очень кстати, иначе бы я точно поцеловался с этим мертвым типом. Я закрыл глаза, как было велено. Вначале чувствовались лишь запахи спирта, медицинской стали и свежевымытой кожи, но потом к ним примешалось что-то другое. Ощущение
— Итак? — поинтересовался Найтингейл.
— Собака, — ответил я. — Маленькая брехливая собачонка.
Рычание, лай, крик, булыжники мостовой, мелькнувшие перед глазами, удары палки, смех — визгливый, сумасшедший хохот.
Я резко выпрямился.
— Нападение, потом смех? — спросил Найтингейл.
Я кивнул.
— Но что это было? — спросил я.
— Это сверхъестественное, — ответил инспектор. — Оно оставляет некий след, воспоминание. Если вы посмотрите на яркий свет, а потом закроете глаза, — ощущение останется. Так и здесь. Мы называем это «вестигий» — след, отпечаток.
— А как узнать, что мне не показалось? — спросил я.
— Это приходит с опытом, — сказал Найтингейл. — Со временем научитесь.
К счастью, на этом мы закончили и вышли из смотровой комнаты.
— Но я почти ничего не почувствовал, — сказал я, пока мы переодевались. — Они всегда настолько слабые, эти следы?
— Тело пролежало в холодильной камере два дня, — ответил инспектор, — а трупы не очень хорошо держат вестигии.
— Значит, его появление было вызвано чем-то очень мощным, — предположил я.
— Именно, — согласился Найтингейл. — Из этого следует, что собака играет здесь какую-то важную роль, и нам необходимо выяснить, какую.
— Возможно, это была собака мистера Скермиша?
— Возможно, — сказал Найтингейл. — Давайте с этого и начнем.
Мы переоделись и уже выходили из морга — но тут нас подстерегло несчастье.
— Поговаривают, здесь здорово воняет, — сказал кто-то позади нас. — И чтоб я сдох, если это не так!
Мы замедлили шаг и повернулись.
Шеф-инспектор Александер Сивелл имел два метра роста, грудь колесом, пивное брюхо и голос, от которого дребезжали стекла. Он приехал откуда-то из Йоркшира, и, как для многих истинных северян, переезд в Лондон был для него дешевой альтернативой психиатрической лечебнице. У него была определенная репутация — согласно ей, с ним никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя пререкаться. Он несся на нас, как племенной бык, и, глядя на него, я с трудом подавил желание спрятаться за Найтингейла.
— Найтингейл, это долбаное дело расследую я! — прогремел
— Уверяю вас, инспектор, — ответил Найтингейл, — я не собираюсь вмешиваться в ваше расследование.
Тут Сивелл заметил меня.
— А это еще кто, черт возьми? — спросил он.
— Констебль Питер Грант, — сказал Найтингейл. — Мы теперь работаем вместе.
Насколько я понял, Сивелл был изумлен. Он очень внимательно посмотрел на меня, потом снова повернулся к Найтингейлу.
— Вы что, взяли ученика?
— Окончательное решение пока не принято.
— Еще посмотрим, — сказал Сивелл. — Есть соглашение, не забывайте.
— Соглашение было, — сказал Найтингейл, — но обстоятельства изменились.
— Черта с два, не так уж они и изменились, — буркнул Сивелл. Как мне показалось, уже не так уверенно.
Он снова повернулся ко мне.
— Послушайся моего совета, сынок, — тихо сказал он. — Сваливай-ка подальше от этого типа, пока не поздно.
— Я могу чем-то еще помочь вам, инспектор? — спокойно спросил Найтингейл.
— Не лезьте в мое расследование, и все, — бросил Сивелл.
— У меня есть доступ всюду, куда нужно, — сказал Найтингейл. — Таковы условия соглашения.
— Обстоятельства, черт их возьми, могут и измениться, — проговорил Сивелл. — А теперь прошу прощения, джентльмены, я спешу на промывание прямой кишки.
Сказав это, он развернулся, пронесся по коридору и вышел вон, оглушительно хлопнув створчатыми дверьми.
— А что это за соглашение, о котором вы говорили? — спросил я.
— Неважно, — уклонился от ответа Найтингейл. — Давайте лучше попробуем отыскать ту собаку.
Над районом Кэмден возвышаются два холма — Хэмпстед на востоке, а Хайгейт на западе. Между ними гигантской зеленой седловиной пролегает Хит, один из самых больших парков Лондона. Склоны обоих холмов спускаются к Темзе и к пойме, над которой высится центральная часть Лондона.
Дартмут-парк, где проживал Уильям Скермиш, находится на самом пологом склоне Хайгейта, в шаговой доступности от Хита. Скермиш жил на усаженной деревьями тихой улице, по которой почти не ездили машины. Его квартира на первом этаже углового дома была перестроена из веранды времен королевы Виктории.
Ниже по склону Хайгейта находится Кентиш-таун, Лейтон-роуд и район, где я вырос. Соответственно, это место мне хорошо знакомо — кое-кто из моих бывших одноклассников жил в двух шагах от дома Скермиша.