Реки Лондона
Шрифт:
Если бы я стал об этом размышлять, то наверняка бы остановился и хорошенько огляделся вокруг, чтобы найти ответы на пару-тройку интересных вопросов, касающихся древнего Лондиниума. Но я не стал, ибо именно в этот момент расстояние между мной и Панчем сократилось с двух метров до нуля, и я, совершив бросок и захват, как в регби, сбил потустороннего негодяя с ног и прижал его к земле.
— Мистер Панч, — выдохнул я, — вы арестованы.
— Ублюдок, — зарычал тот, — мерзкий черномазый ирландский ублюдок.
— Мы с вами точно не договоримся, мистер Панч, — сказал я, поднимая его на ноги. Руки я ему
Панч перестал дергаться и повернул голову так, чтобы следить за мной одним глазом.
— Ладно, коп, ты меня поймал, — сказал он. — А дальше-то что?
Вот это был хороший вопрос. И внезапная острая боль в районе глотки напомнила мне о том, что время на исходе.
— Доставлю вас к Судье, посмотрим, что он решит.
— Это к де Вейлю? — переспросил Панч. — О да, сделайте такое одолжение, я уверен, он придется мне по вкусу.
Он же выходец, кретин ты эдакий, подумал я. Дух хаоса и разбоя, он питается призраками. Значит, нужен кто-то посильнее. Брок писал, что genii locorum, боги и духи различных местностей, сильнее и могущественней призраков. А есть ли на свете дух справедливости? И если есть, где его найти? Или, может быть, ее? Я вспомнил статую женщины на вершине купола Олд-Бейли. В одной руке она держала весы, в другой сжимала меч. Я не знал, существует ли богиня правосудия, по готов был поспорить на любую сумму, что уж Панч-то наверняка это знает.
— Тогда почему бы нам не посоветоваться с очаровательной дамой из Олд-Бейли? — спросил я.
Панч весь напрягся — я понял, что сделал верную ставку. Он снова рванулся и резко откинул голову назад, метя мне в подбородок, но этим приемом никакого полицейского врасплох не застанешь. Я машинально уклонился от удара.
— Уж теперь-то, — сказал я, — вам не миновать трех ступенек.
Панч весь обмяк и, как мне показалось, смирился. Но потом затрясся в моих руках, и я сперва подумал, что он плачет. Нет, наоборот: его тело содрогалось от смеха.
— Думаю, это будет несколько затруднительно, — проскрипел он. — Взгляните — по-моему, город кончился.
Оглядевшись, я понял, что он прав. Мы забрались слишком далеко. Не было больше никакого Лондона — только ветхие хибары, да на севере высился деревянный частокол, окружающий римский форт. Вокруг не видно было ни одного каменного строения — зато ощущался запах свежей дубовой древесины и горячей смолы. Только одна часть пейзажа казалась знакомой — мост метрах в ста от нас. Сработанный из прямоугольных брусьев, он больше всего напоминал рыбацкий мосток, вообразивший о себе невесть что и в порыве энтузиазма протянувшийся до другого берега реки. На полпути к нему собралась какая-то толпа, и солнце ярко блестело, отражаясь в медных доспехах римских легионеров. За солдатами стояла кучка каких-то официальных лиц — в белоснежных тогах, явно надетых по особому случаю. Со стороны за ними наблюдала пара дюжин простых людей в штанах из звериных шкур и ожерельях из медных нитей.
И тут я понял, что именно мне пыталась сказать Мама Темза.
Панч, похоже, тоже все понял — он яростно сопротивлялся всю дорогу, пока я тащил его по мосту к облаченным в тоги чиновникам. Они тоже были отголосками прошлого, воспоминаниями, застывшими в
И мне вдруг стало ясно очень многое.
— Тиберий Клавдий Верика, — позвал я.
Медленно, словно человек, которого потревожили посреди сладких грез, Верика повернул ко мне голову. При виде меня его лицо расплылось в широкой улыбке.
— Похоже, вы — дар, который послали мне боги, — сказал он.
— Помогите мне, Отец Темза, — попросил я.
Верика взял из рук ближайшего легионера копье-пилум — тот вообще никак на это не среагировал — и протянул мне. Запахло свежей буковой древесиной и мокрым железом. Я знал, что должен сделать. Занес тяжелое копье — и медлил, не решаясь ударить. Панч заорал, завизжал своим странным, высоким и хриплым голосом:
— А как же Лесли, прелестная маленькая Лесли? Когда у вашей милой Лесли развалится личико, вы ее не разлюбите?
Это не человек, мысленно проговорил я и вонзил пилум в грудь Панчу. Крови не было, но я потрясенно ощущал, как острие вспарывает кожу, пронзает плоть и, наконец, входит в деревянные доски моста. Неупокоенный дух бунта и разбоя был пришпилен к деревяшке, словно бабочка под стеклом.
А еще говорят, будто современное образование — пустая трата времени.
— Я просил реку о жертве, — сказал Тиберий Клавдий Верика, — и мы ее получили.
— Мне казалось, римляне не одобряют человеческие жертвы, — заметил я.
Верика рассмеялся.
— Римлян, — сказал он, — здесь еще нет.
Я огляделся. Он был прав, от Лондона вообще не осталось никаких следов — как и от моста. На пару секунд я завис в воздухе, словно персонаж мультфильма, а потом плюхнулся в реку. Вода Темзы была холодна, а чистотой могла поспорить с любым горным ручьем.
Когда я очнулся, одежда на мне промокла до нитки и липла к телу. На груди расплылось пятно крови — она, очевидно, пролилась туда, когда Молли меня укусила.
Я был истощен, опустошен и как будто оцепенел. Мне хотелось свернуться в позе зародыша и сделать вид, что ничего не произошло.
— Едва ли этот способ ведения исторических исследований приживется в научной среде, — проворчал я.
Рядом кого-то тошнило — я даже удивился, что не меня. Это Молли согнулась пополам, ее длинные темные волосы свешивались вниз, закрывая лицо. Ее рвало кровью прямо на свежевымытые плиты пола. Моей кровью, подумал я, поднимаясь на ноги. Голова у меня кружилась, но в обморок я падать не собирался — хоть это было хорошо. Я шагнул к Молли — проверить, как она, но она резко выбросила в мою сторону руку с раскрытой ладонью и яростно ею замахала. Я послушно отступил.