Реки не умирают. Возраст земли
Шрифт:
Явились из школы девочки — Тоня и Зина. Они были погодками, но их принимали за близнецов: уж очень похожи друг на друга, и рост почти один. Дочери обступили отца, довольные, что нигде не задержался и будет целый вечер дома.
Он рассеянно отвечал на их пустяковые вопросы, заново приглядываясь к ним. Как ни считали их со стороны близнецами, но Тоня, старшая, все больше начинала походить на свою прабабушку Веру Тимофеевну: та же взрослая задумчивость в карих глазах, тот же склад строгих губ. А в Зине, пожалуй, отразились какие-то черты бабушки Поли. Ну, конечно, время еще кое-что дорисует в
— Вот и тетя Вася! — объявила Тоня.
Тетя Вася... Она была тетей сначала для Полины, потом для Марата, а теперь и для его наследниц, которые тоже не смели называть ее иначе. Да она была еще крепкой, сильной, хотя полным ходом шел восьмой десяток. Лишь как-то раз пожаловалась Марату, горестно глянув на висевшие на стене портреты: «Всех я пережила, мой сердечный. Какая несправедливость...»
— Что это ты, сбежал, что ли, со службы? — спросила она сейчас.
— Отпустили на каникулы.
— Ишь ты, каникулы!
Он заглянул в ее доверчивые васильковые глаза, не поблекшие от времени, и не мог не улыбнуться в ответ.
— Ладно, за столом отчитаешься, — сказала тетя Вася и скорым шагом направилась к плите, помогать Марине.
Когда вся семья чинно расположилась в столовой, Марат достал из буфета початую бутылку водки.
— С чего ты вздумал пировать? — недовольно покосилась на него Марина.
— С устатку.
— Какой устаток, заявился чуть ли не с обеда.
— Выпьем, тетя Вася, по единой?
— Ладно уж, за компанию.
Они озорно перемигнулись и выпили вдвоем, к неудовольствию хозяйки, которая не любила, когда Василиса Даниловна даже в мелочах потакала Марату.
Он обычно ел молча, не обращая ни на кого внимания. А сегодня то и дело оглядывал свою дружную семейку. Девочки старались наперебой услужить матери, особенно младшая, Зина, готовая каждую минуту сорваться с места, чтобы принести что-нибудь из кухни. Величавая тетя Вася одобрительно кивала головой всякий раз, и это было для девочек высшей похвалой, тем более что Марина словно бы и не замечала их стараний.
Она в свои сорок лет заметно располнела, чем была огорчена, хотя на лице ни морщинки. (Марат все еще называл ее пионервожатой.) Светлоокая, с пышным снопиком волос цвета отбеленного ленка, Марина действительно ничего не передала ни Тоне, ни Зине, потомственным казачкам.
— Когда же мы займемся ремонтом? — отодвинув пустую тарелку, обратилась она к мужу.
— А стоит ли?
— Самая подходящая пора, учебный год заканчивается. У меня есть на примете двое маляров, присмотрела краски в магазине.
— Ты молодец, товарищ пионервожатая. Но маляры нам не понадобятся. Мы уезжаем.
Марина уставилась на него светлыми немигающими глазами.
— Ты шутишь?
— Я ведь не умею шутить, как ты говоришь.
Тогда она вдруг залилась румянцем, словно ученица, застигнутая врасплох, и, шумно встав из-за стола, прошлась по комнате.
— Никуда я не поеду, слышишь? Надоел мне твой цыганский образ жизни! Хватит с меня, хватит! Подумал бы о девочках, если со мной не привык считаться. Им надо заканчивать школу, поступать в университет. Чего тебе
Он спокойно наблюдал за ней — Марине надо обязательно дать выговориться в таких случаях. Тетя Вася тоже не перебивала ее, а девочки и вовсе притихли за столом.
— Куда же ты собрался на этот раз? — остановившись против него, спросила наконец Марина.
— Вот это деловой разговор.
— Никогда не посоветуешься заранее.
— А что может измениться?
— Ну да, ну да, ты все решаешь сам. Диктатор!
— Видите, товарищи женщины, меня уже и отлучили от демократии.
Василиса Даниловна заулыбалась, Глядя на нее, оживились и Тоня с Зиной.
— Садись, филолог, опять двойка, — сказал он жене. — А поедем мы на Урал...
— Пескарей ловить? Инженер-гидротехник едет на Урал! Ты уже там был, один пруд соорудил в степи.
— А вы с Верховцевым как сговорились. Он тоже вчера...
Марина умолкла: неприязнь Марата к Верховцеву всегда казалась ей неким следствием его былого увлечения Аллой Сергеевной. Любовь проходит, но ревность остается еще на годы и может при удобном случае вызвать новую вспышку чувств.
Марина была знакома с Аллой, однако избегала прямых встреч. Увидит где-нибудь в магазине или в автобусе и затаится, наблюдая ее со стороны. Одета очень просто, ничего лишнего, как одеваются те женщины, которые и в сорок лет знают себе цену. Редко кто из мужчин пройдет мимо Аллы, ни разу не оглянувшись. Но та будто не замечает никого. (Впрочем, у женщин развито «боковое» зрение — это уж Марина знает.) После каждой такой встречи она подолгу крутилась перед зеркалом, точно в самом деле зеленая девчонка-пионервожатая. Она и одеваться пыталась проще, но все равно; нужной простоты не получалось, наоборот, выглядела слишком простоватой. Наконец, отругав себя за глупую зависть, снова доставала из шкафа дорогие вещи. Что бы там ни говорили о соответствии моды возрасту, а «рамка» для женщины много значит. И она довольно часто меняла эти «рамки», за что Марат, посмеиваясь, окрестил ее к тому же неисправимой модницей.
«Так, возможно, к лучшему, что уедем на Урал», — подумала Марина и сказала мягче, однако же не совсем мягко, чтобы Марат ни о чем не догадался:
— Эх ты, идеалист неисправимый.
— Всегда, стоял на материалистических позициях, — усмехнулся он, поняв, что начинается «спуск на тормозах».
— Что же ты будешь делать на Урале?
Он коротко пересказал все то, что говорил вчера Верховцеву, утаив пока, что ему, может быть, придется там преподавать в учебном институте.
— Ну, кто со мной? — весело спросил он всех. — Тетя Вася?
— Не знаю уж, я родом оттуда, — уклончиво ответила она.
— Тоня? Зина?
Девочки смущенно переглянулись с матерью.
— Хуже нет, когда мужчине приходится руководить женским обществом! Но раз я диктатор, голосовать не станем.
— О квартире-то подумал? — осторожно поинтересовалась тетя Вася.
— Трехкомнатная, с балконом, с видом на Урал!
— Уже успел договориться? — Марина обвела тоскливым взглядом большую комнату с добротной рижской мебелью, сокрушенно покачала головой. — Опять за бесценок свезем в комиссионку.